Василий Сергеев: Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)

Екатерине был отвратителен муж. Она предполагала что-то подобное, ей говорили, что ее жених – со странностями, но она и не знала, до чего тяжелы могут быть «странности», когда они повторяются ежедневно. Но как же быть! Ведь муж – наследник престола, нет его – и нет надежд на собственное будущее величие... И она заставляет себя истребить в себе ненависть к нему... Более того, однажды она решает про себя, что стерпит от него все...

А муж, словно подслушав это, начал вести себя совсем уж недостойно. Он взял привычку рассказывать ей по утрам о своих любовных играх со служанками. Она, усмехаясь, слушала... И убеждалась, с некоторым страхом: да, это она тоже способна перенести.

Но однажды вечером он вломился в дверь супружеской спальни не просто разгоряченный, но с каким-то блудливым выражением на лице. Похоже было, что он сам чувствовал: переступает грань. Екатерина, одна, как уже давно привыкла, лежала в постели. Она заложила длинным гусиным пером толстую русскую книгу, – на этом языке она давно уже бегло читала. Петр пошатывался, раздвинув рот в кривой усмешке. Присел, в камзоле и ботфортах, на кровать, с интересом погладил голое плечо Екатерины. Сообщил, со смешанным выражением наглости и робости:

– Я пообещал показать, как мы забавляемся...

– Похоже, вы накануне читали Геродота? – процедила Екатерина с тем легким презрением, которого, как она уже убедилась, Петр не воспринимал, но которое позволяло ей сохранить уважение к себе, и не только у самой себя, но и у тех, кто становился свидетелями скандальных сцен. – Заключаю так потому, что в сочинении сего историка древнего царь Персии также вздумал угостить друга своего зрелищем ласк своих любовных с женою...

Говорила демонстративно медленно, широко расставляя слова, чтобы чувствовалось: не ждет она, что кто-то перебить посмеет. Говорила не для Петра, – для тех мундиров и ботфорт, которые, явно робея и пряча в тени лица, стояли у порога, все же не переступая его. Оттуда, как, впрочем, и от мундира мужа, несло псарней и конюшней.

– Но, коль так, то вы помнить и то должны нещастие, которым она для всех сей истории участников кончилась! – слегка повысила она голос. Прикрикнула словно. Не на него – на них. И они поняли: исчезли в темноте. «Геродота читать», – усмехнулась она, чувствуя, как только сейчас начинает ее бить крупная дрожь. Несчастие у Геродота было того рода, что царь, показывавший другу обнаженную жену, был этим другом убит. И Екатерина подумала, что фразу ее кто-то из офицеров может счесть за намек.

На ее голос вбежала горничная. Екатерина рукой указала ей закрыть дверь. И лишь потом взглянула на мужа. Он уже упал на кровать, одну ногу в ботфорте с налипшим чем-то кинув поверх атласного одеяла. Вторую оставил на полу. Горничная стянула с него сапоги, поправила ногу. Петр обмяк, повернулся набок (из перекошенного рта на подушку сочилась слюна), захрапел... Она же долго не могла уснуть, отодвинувшись к самому краю, вцепясь рукой в кружевной балдахин. Боже мой! Раньше она считала, что Петр – «всего лишь» ненормальный, но жизнь рядом с таким человеком «обогащает» просто ненормальность черточками скрытности, жестокости... Отвратительный человек.

А теперь эта Лизка Воронцова, с которой он свалялся...

Елизавета Романовна Воронцова... Ее отец, офицер лейб-гвардии Измайловского полка, по сути, финансировал прошлый переворот, ссужая деньгами цесаревну Елисавету Петровну. Не он один, конечно, финансировал, значительную часть расходов на захват престола оплатил маркиз де ла Шетарди, французский посланник в Петербурге. Однако где сейчас Шетарди? Императрица не любила быть обязанной кому бы то ни было, и когда тот стал слишком прямо подсказывать ей, что нужно делать, – в 1742 году, – она велела ему покинуть Россию в 24 часа. Не то Роман Илларионович! Он – в фаворе, после переворота именно ему поручили сопровождать в заточение правительницу Анну Леопольдовну с семьей. Но еще интереснее ее дядя, Михаил Илларионович. Душа переворота! С 14 лет он был пажом, с 21-го – камер-юнкером при дворе цесаревны Елисаветы Петровны. 27-летний Воронцов склонил на сторону Елисаветы Петровны лейб-гвардии Преображенский полк, стоял на запятках саней Елисаветы, когда вез ее в гвардейские казармы, принимать от полка присягу верности ей. В ночь 25 ноября 1741 года она стала императрицей, он – камергером двора, поручиком лейб-кампании. Но это было только начало. В 1742-м Елисавета выдала за него свою двоюродную сестру – графиню Анну Карловну Скавронскую. А Скавронские – фамилия не простая: императрица Екатерина I звалась в девичестве Мартой Скавронской...