Ирина Измайлова - 1612. «Вставайте, люди Русские!»

С этими словами поляк вложил в ножны саблю и отцепил привешенный к поясу пистолет.

— Только посмей, поганый!

Женщина нагнулась, провела ладонью под сеном, и вот уже она стоит на телеге во весь рост, заступив собою бесчувственное тело. Над ее головой тускло блеснуло лезвие занесенного для удара топора.

— Если выстрелишь, убью!

Поляки отлично понимали, что ей, одной, ничего с ними не сделать, и дружно загоготали, забавляясь ее отчаянием и этим порывом, в котором было поровну бесстрашия и безумия.

— Да тебя тоже надо пристрелить! — усмехнулся старший. — Ты, наверное, уже успела и сама заболеть. И для твоего же блага…

Что он считал благом для несчастной женщины, поляк не договорил. Хлопнул выстрел, и его роскошный, немецкой работы пистолет грохнулся в грязь с разбитой вдребезги рукоятью, а сам он взвыл, потому что щепки от этой рукояти вонзились ему в ладонь и в пальцы.

— В женщин стреляют только трусы! Вам об этом никто не говорил, пан?

Ярость на полном усатом лице верхового почти сразу сменилась тревожным напряжением. Из водяной мглы появилась фигура еще одного верхового, облаченного в воинские доспехи, но явно не польской работы. Кованый шлем всадника был определенно германский, да и пистолет в его руке почти не отличался от того, который он только что расколотил, с невероятной меткостью всадив пулю в его рукоять.

— Ты кто такой и что тебе нужно? — спросил старший, однако уже далеко не таким уверенным тоном, каким разговаривал с женщиной.

— Я кто такой? — в голосе всадника слышались одновременно удивление и возмущение. — Вот так вопрос! Я — десятник конного полка полковнике Вейера, который позавчера, как вы должны знать, первым штурмовал Смоленск и потерял общим числом двести тринадцать человек! Нам до сих пор не выдали полностью жалования, вот мы и торчим здесь, как круглые дураки. А я ездил с поручением от полковника. Я это вам говорю, заметьте, не потому, что обязан говорить, но поскольку пока что не хочу ссориться.

— Ого! Ты решишься поссориться с шестью вооруженными людьми? — вознегодовал другой поляк.

— Оружие не делает человека сильным — им еще нужно уметь пользоваться! — засмеялся всадник. — Но теперь ответьте вы: какого дьявола вы привязались к этой оборванке и какому-то больному?

— У этого больного — оспа! — завопил начальник разъезда. — Из-за него могут погибнуть люди!

— Русские-то? — пожал плечами всадник. — Да и пускай! Разве вам не этого хочется больше всего — чтоб они все поумирали? Оставьте этих людей в покое, пан. Вы поняли?

— Да по какому праву ты тут командуешь?! — гаркнул поляк.

— Я же дал вам понять — по праву сильного. Кроме того, ваш король мне должен, и я зол на всех поляков больше, чем даже на русских. Хотите драки — извольте, только не думаю, что потом вы будете довольны. Поезжайте своей дорогой, а женщина со своей телегой пускай катит дальше. Ну, а за ваш пистолет, пан, я готов заплатить.

С этими словами всадник отцепил от пояса и встряхнул в воздухе небольшой, но увесистый кожаный кошель. Послышался звон, который трудно спутать с любым другим звуком.

— Золото! — хором воскликнули поляки.

— Да, золото, — всадник опять потряс кошелем. — Нам не заплатили, однако мы кое-что нашли для себя в городе сами. Пары монеток из этого мешочка хватит, чтобы окупить потерю вашего оружия, пан. Остальное отдаю за жизнь этих людей.

— Да зачем тебе?.. — начал было старший разъезда, но другой поляк потянул его за рукав:

— Збышек, на кой нам знать причуды этого германца? Бери скорее золотишко, и пускай ведьма катит со своим сынком в самую людную русскую деревню. Лучше будет потом ее всю выжечь, когда они там перемрут.

— Давай золото! — добродушно оскалился старший.

— Сперва освободите дорогу!

Разъезд объехал телегу и удалился на пяток саженей, после чего всадник ловко кинул свой кошель прямо в раскрытую ладонь поляка.

— Доброго вам пути, паны!

Когда копыта польских коней отплюхали по лужам и все стихло, немецкий воин подъехал к телеге. Женщина, стоя на коленях, держала край рогожи над головой бесчувственного мужчины и осторожно вытирала его лицо чистым белым платком. Ее спина при этом слегка подрагивала.

— Почему ты нам помог? — тихо спросила она, поднимая к всаднику глаза, теперь уже явно полные не дождинок, а слез.

— Кто тебе этот человек? — вопросом на вопрос ответил всадник.

— Он мне сын. Не приближайся, добрый человек — это опасно.