Николай Алексеев - Игра судьбы

Действительно здесь беспоповцы перекрещивали православных.

Теперь в числе обращаемых была и Дуняша Вострухина. Выглянувший из-за туч бледный месяц озарил ее лицо, мало похожее на живое: в нем было что-то восковое, прозрачное, не от мира сего.

Несчастную окрестили; она беспрекословно подчинилась обряду, равнодушно приняла поздравления с переправлением.

Сергей, как и обещал отцу, доставил сестру на исправленье к старицам. Эти старицы были не кто иные, как старухи беспоповки, жившие в общежитии купца Ковылина.

Сергей уже давно попал в тенета раскольников и жаждал обратить в «истинную веру» и сестру. Дуняшу стали обращать так, что сделали из нее не человека, а куклу, послушную малейшей воле любого. Она умерла духом и даже, вернее, просто впала в идиотизм. Она согласилась и переправиться, и навсегда остаться в общине, за что ее отец сделал соответствующий вклад, чего и добивались беспоповцы.

Вернувшись в Петербург, Свияжский, вопреки своему ожиданию, не нашел там Дуняши; он принялся было за ее розыски, но они не привели ни к чему.

Вострухин на расспросы отвечал нехотя: «В деревне она». И этим ограничивался. Сергей пребывал в Москве, да если бы и был в Петербурге, то от него едва ли возможно было добиться толку.

Проходили недели за неделями, а о Дуняше не было ни слуху ни духу.

Время брало свое; гнетущая тоска Николая Андреевича превращалась в тихую скорбь.

Настал роковой — чумный — 1771 год. Москва вымирала, и чернь производила в ней неистовства. Для принятия необходимых мер и для водворения порядка туда был послан граф Григорий Григорьевич Орлов. В адъютанты к нему был назначен (не без старания отца) Николай Свияжский.

Находясь в Москве, Николай Андреевич услышал, что раскольники беспоповцы беззастенчиво свозят в свои фиктивные «карантины» в Преображенском мало-мальски ценные вещи из домов, где все обитатели вымерли от чумы. Он захотел лично убедиться в этом и стал караулить у так называемого Преображенского кладбища. Однако дозорные у беспоповцев были хороши: все были вовремя предупреждены, и при Свияжском не провезли ничего подозрительного.

Он хотел было уходить, сознав бесполезность ожидания, как вдруг дверь одного из многочисленных карантинных домиков отворилась и выбежала молодая черница-беспоповка в черном сарафане и черном же платке на голове.

— Гуль! Гуль! — крикнула она, сыпля крошки.

Взглянул на нее Николай Андреевич и обомлел: перед ним была Дуняша.

Не сдержался молодой человек и крикнул:

— Дуняшенька! Дуняша!

Она посмотрела на него ничего не выражающим взглядом и бессмысленно рассмеялась.

— Иди домой! Я вот тебе покажу гулек лествицей! — крикнула толстая женщина.

Выражение тупого, животного страха появилось на лице несчастной Дуняши, она вся как-то съежилась и юркнула в дверь карантинного домика.

«Она или не она?» — это осталось для Николая Андреевича никогда не разрешенной загадкой.

На Невском проспекте как-то встретились двое армейцев.

— Назарьев!

— Кисельников! Ты как попал в Питер? И ко мне не заглянул.

— Только что приехал. Хлопочу об отставке. Женюсь, брат.

— Дай Бог совет да любовь. Э! Да ты — георгиевский кавалер? Ну, как поживаешь?

— Ничего себе. Хочу отцовский хуторок в порядок привести. А у тебя что? Жена здорова?

— Здорова. Наследник у меня есть — этакий бутуз!

— Поздравляю. Как живут Свияжские?

— Старик очень по жене тоскует.

— По жене?

— Да. Ведь Надежда Кирилловна скончалась. Между нами говоря, она отравилась. А раньше, есть подозрение, она хотела отравить мою Олю.

— Бог знает что такое!..

— Последнее время она была, кажется, не совсем в уме. Неделю тому назад женился Николай Свияжский.

— Вот как?

— Да, отец заставил. Только он все ходит какой-то скучный.

— Ну, насильно жениться тоже невесело. Что Лавишев?

— Ничего, прыгает.

Молодые люди засмеялись и пожали друг другу руки.

— Заходи ко мне! — крикнул на ходу Назарьев.

— Постараюсь, — ответил Кисельников.

Однако он не побывал ни у Назарьевых, ни у Свияжских: счастье рождает эгоизм, а у Александра Васильевича было так много счастья впереди в совместной жизни с любимой Полинькой.

1899

Теперь Первый кадетский корпус в С.-Петербурге. — Здесь и далее прим. авт.

Карточная игра.

Закусывать до обеда, завтракать. — Прим. ред.