Николай Лихарев - Воронограй

Перерыта постель Василия: и её не пощадили холопы, усердно разыскивая для Дмитрия спрятанные драгоценности…

Две восковые свечи догорают на столе. При их мерцающем свете картина разрушения и грабежа выглядит ещё безотраднее…

Разбитые ларцы и скрыни, разорванные одежды… Вон валяется на полу старая икона с потемневшим ликом… Ризы на ней нет: кто-то кощунственной рукой надругался над святыней…

Словно ураган пронёсся над великокняжескими хоромами, перебил, переломал, перепортил всё и унёсся дальше…

Словно хищники татары побывали в этих горницах: только они так умели хозяйничать…

Не видать никого и из челяди.

Всех почти забрал с собою Дмитрий. А тех, кто не хотел было ехать, связали да по конюшням рассадили… Вернётся, мол, завтра государь и великий князь Дмитрий Юрьевич к себе во дворец из обители — пусть полюбуется верными слугами.

Только не много было таких.

Вернее всех оказался боярский сын Захар, да и тот теперь не мог бы побежать да поднять тревогу. Лежал он на заднем дворе, прямо на снегу, давно уже безмолвный и недвижимый…

Как съехал со двора поезд Дмитрия да затихло всё вдали — людишки Старкова да Друцкого в свою очередь пробрались в царские покои…

И на их долю пришлось немало из того, что было брошено или не замечено…

Ночь подходила к концу.

В восьмом часу утра только что рассвело — на всех колокольнях кремлёвских церквей и соборов ударили в набат…

Тревожно и жутко прозвучали в воздухе первые удары…

Бом… Бом… Бом…

Бояре Старков, Друцкой, Никитин и другие созывали народ на Красную площадь…

Проспали москвичи своего великого князя…

Москва заволновалась.

Разное толковали жители, но никак ещё не могли догадаться, в чём дело…

А кремлёвские колокола гудят не переставая.

Бом… Бом… Бом…

Тревогой и смутой запахло в воздухе…

Через час уже после того, как ударили в набат, вся Красная площадь была занята волнующимся морем голов…

Всё чего-то ждут, волнуются и гомонят… — Гул смешанных голосов висит над площадью.

Но вот толпа колыхнулась, раздалась и пропустила нескольких бояр в богатых одеждах, ехавших верхами.

Бояре в высоких шапках ехали медленным, спокойным шагом.

Конюхи вели под уздцы боярских лошадей, вычурно убранных и изукрашенных…

— Старков боярин?… Никитиных двое!.. Друцкой князь! — слышалось кругом.

Бояре слезли с коней у Лобного места.

Медленной и важной поступью поднялись они по каменным ступеням…

Площадь затихла.

— Говори ты, князь! — шепнул Старков князю Друцкому, идя с ним рядом. — У меня, знаешь, чай, голоса не хватит…

— Лукавый старик и здесь постарался спрятаться за спину товарищей…

Князь Друцкой, высокий и плотный боярин, чуть-чуть приподнял свою меховую шапку и одной головой поклонился на все стороны народу…

Спесивы были бояре московские!

Да и чернь свою они хорошо знали: всю жизнь она перед богатыми да знатными голову свою гнула — ей бы самой в диковину показался иной поклон боярина…

— Бояре и дети боярские, жильцы и иных званий люди московские! — раздался на всю площадь звучный голос князя Друцкого. — Ведомо всем вам, что государь и великий князь Московский Василий Васильевич вернулся из плена татарского больной и удручённый… А как вернулся, со дня на день ему становилось всё хуже и хуже… Ноне совсем невмоготу ему стало заниматься делами своими государевыми и земскими… Да и как больному и немощному справиться со всей землёй?! И надумал он вместе с нами, верными его боярами, передать своё княжение… А кому он передаст?… Старший сын, Иван, сами знаете, не в летах, ребёнок совсем.

— Ивану, Ивану княжить! Больше некому, как ему! — раздалось в ближайших к Лобному месту рядах народа…

Задние подхватили, и через минуту вся площадь выкрикивала имя старшего сына Василия…

Другого имени не было слышно никакого…

Друцкой снова приподнял свою шапку и дал понять, что хочет говорить дальше.

Волнение понемногу улеглось.

— Люди московские! Государь и великий князь Василий Васильевич с братьями своими и вами, боярами, решили иное! — заговорил Друцкой. — Лепо ли было бы дать княжить ребёнку? Земля наша велика, времена стоят трудные и опасные: того и гляди, опять татары, а не то Литва подымется… Не ребёнку, а мужу зрелому, доблестному и храброму возможно только управиться в такое время! Кого же было выбрать, кому было передать княжение?

На этом месте Друцкой умышленно остановился и обвёл глазами площадь.