Борис Тумасов - Усобники

Когда становилось прохладно, Андрей кутался в корзно [18] Корзно — верхняя одежда, плащ. , смотрел на полог шатра. Тускло горела плошка, освещая походный столик и сваленное в углу оружие. За стенами шатра позванивали удилами кони, пофыркивали. У входа в шатер мерно посапывал юный гридин, и князь позавидовал ему: у него нет тех забот, какие одолевают его, Андрея.

Решение ехать в Орду начало зарождаться у городецкого князя давно и зрело постепенно. Все сомневался и остерегался. Больше всего опасался, ну как не примет его хан или, еще хуже, велит казнить, взяв сторону Дмитрия. В Орде всего можно ожидать.

Вот и младший брат, Даниил Московский, пытался отговорить его от поездки, сказывал: «Все мы Невские, гоже ли нам врозь тянуть?»

Ну и что, коли братья, а Дмитрий, эвон, на великое княжение уселся и еще Переяславский удел прихватил. Отчего же с братьями не поделиться?

И будто оправдывая себя, князь вздохнул:

— О-хо-хо, не по справедливости живет Дмитрий!

Накануне отъезда посоветовался он, Андрей, кое с кем из удельных князей. И что же? Ярославский и ростовский в один голос заявили: пора Дмитрию отказаться от великого княжения. А Михаил Тверской от разговора ускользнул. Да у князя городецкого на Михаила обиды нет, разве что досада сохранилась. Тверское княжество не Городецкое, и Тверь не Городец: и людом не обделена, и краше обустроена.

Вспомнилось, как, посаженный на княжение в Городце, он попрекнул отца в бедности удела. Строго глянул на него Невский, сказал как отрезал: «Всем вам, удельным князьям, быть под рукой великого князя. И он вам вместо отца будет. Без того Руси не подняться с колен, на какие ее Орда поставила. В одной упряжке вам ходить. А будете врозь тянуть, не сбросить Руси рабства. О народе русском вам думать…»

Больше, пока Невский был жив, Андрей о переделе уделов речи не заводил. Но зло на Дмитрия держал.

Как хотелось ему сесть на великое княжение, уж он бы княжил по справедливости! Но городецкий князь тут же задавал себе вопрос: как по справедливости? Будешь ли всем угоден, коли каждый князь норовит свой удел расширить?

Мысли Андрея на иное перекинулись. Еще удастся ли из Орды живым воротиться? Андрей не забыл, как всякий раз, когда отец уезжал в Орду, он всегда прощался со всеми, знал, что зависит от воли хана. Особенно при Берке.

За войлочными стенами шатра беспокойно заржали кони и раздались голоса караульных гридней. Андрей насторожился, привстал. Вдалеке слышался топот множества копыт. Городецкий князь догадался: стороной промчался табун тарпанов — диких коней, каких еще немало водилось в степи.

Проскакали, и будто стихла степь, замерла на короткое время. А вскоре в зарослях осоки, что на берегу пересыхающей речки, закричал коростель, ухнул филин, и все смолкло.

Чем ближе к Сараю, главному городу Орды, подъезжал князь Андрей, тем чаще встречались татарские стойбища, кибитки, юрты, высокие двухколесные арбы, многочисленные стада и табуны. Нередко вблизи юрт горели костры, и кизячный дым вился над висевшими на треногах казанами. Сновали татарки в шароварах, ярких кафтанчиках с перехватом. Тут же бегала крикливая, голосистая детвора, поднимали неистовый лай лютые псы.

— Звери, — заметил боярин Сазон и глазами указал на свору. — Ровно ордынцы в набеге.

Второй боярин, Ипполит, кивнул на табун и объездчиков:

— Кони татарские и в снежную пору сами себе корм добывают. А по весне, на первой траве, отъедаются и готовы к дальнему переходу.

Гридни разговор поддержали:

— Татарин с конем неразлучен и в набегах неутомим.

— Под седлом у ордынца мясо конское сырое. Он его в походе задом отбивает. Этакое мерзкое мясо им в лакомство.

Сазон хмыкнул:

— Татарин сыро мясо едал, да высоко прядал.

Князь Андрей промолчал. Тревога не покидала его: какую встречу готовят ему? Верно, в Сарае уже известно, что едет русский князь. Знают и о том, что везет он дары. На подарки в Сарае охочи и падки. Мурзы и беки льстивы, всяк на словах обещает слово доброе хану сказать, а на деле молчит, ждет, как хан себя поведет.

В прежние лета говорили: путь к сердцу хана лежит через его любимую жену. Иногда старшая жена могла напеть хану, и тогда от ее нашептываний зависела судьба князя, явившегося на поклон…

И городецкий князь подумал, что прежняя жена хана Телебуга умерла, но прошлым летом ему привезли из далекого Китая, из земель поднебесья, совсем юную ханшу Цинь. Она в короткий срок покорила хана своей красотой и прочно завладела его сердцем.