Шульц заскрипел зубами. Но… Он вскочил, спрятал в карман деньги, личные документы, проверил револьвер, запер комнату и выбежал на крыльцо.
— Лошадь!..
Солдат подвел оседланную лошадь. Шульц вскочил в седло и помчался по направлению к станции. Судьба роты больше не интересовала офицера. Он, как мог, спасал себя.
* * *
Рано утром немцы выступали из Боровичей. Торопливо и тревожно протрубила труба. Рота быстро строилась на улице, солдаты уложили свои вещи на повозки, капрал отдал команду, и рота двинулась в путь. Без песен, без громкого окрика офицера: «в ногу!» — солдаты вышли к оврагу, спустились на шоссе, ведущее к Макошину. Впереди, где-то возле Гомеля, гремели орудия, далекие орудийные выстрелы богунцев подгоняли немецкую роту. Солдаты шли быстрее. В глазах у многих была тревога: «богунцы могут отрезать отступление…» Солдаты шли быстрее и не оглядывались на Боровичи, где они, по приказу господина Шульца, обагрили свои руки кровью невинных крестьян. Карл Нейман уносил в своем сердце горечь. Его потрясло бегство офицера. Теперь Карл раскусил Шульца. Офицер был не только исключительно жестоким, он был трусом. Он привел роту в село, преследовал партизан, расстрелял невинных стариков, избивал солдат, а когда солдаты заявили, что и они — живые люди и имеют свои желания, он испугался, не посмел посмотреть им в глаза и удрал, обманув всю роту. Карл сжимал кулаки, пальцы невольно впивались в приклад винтовки. И где-то в глубине сознания родилось предчувствие, что он еще встретится с господином Шульцем. Какая это будет встреча, Карл не знал, но чувство подсказывало, что они окажутся в разных лагерях. За десять месяцев пребывания на Украине Карл Нейман понял, чего хотят эти люди, которые борются с немцами. Недаром их так жестоко преследовал господин Шульц. Ведь это они хотят, чтоб он, Карл Нейман, стал человеком, чтобы Крупп не смел его выбрасывать за ворота завода и гнать на фронт! Карл Нейман знал, что у коммунистов смелая мечта — отобрать у Круппа заводы и отдать их рабочим. Теперь это уже не мечта! В России рабочий — хозяин завода. Пламя революции горит и в Германии. О-о, Карл Нейман знает теперь, где его место! В предстоящих боях мишенью для его выстрелов будет господин Шульц…
И он шел еще быстрее. Карл Нейман спешил стать в ряды тех, которые уже вышли на баррикады…
В Боровичах — настороженная тишина. За селом плясали зимние ветры и метались отряды гайдамаков. Из-за Десны доносились далекие еще орудийные выстрелы. В сердца боровичан они вселяли надежду, а в сердце Рыхлова — страх. Он торопливо собрал самые необходимые вещи, заставил Глафиру Платоновну надеть свой костюм сестры милосердия (вот когда он пригодился!) и постучал в спальню к тестю. Платон Антонович, желтый, с запавшими глазами, похожий на смерть, как ее рисуют, лежал навзничь на пуховых перинах, сложив свои желтые костлявые руки на впалой груди. Рыхлову ударил в лицо тяжелый, пропитанный домашними лекарствами воздух. Рыхлов открыл форточку. В комнату ворвался раскатистый гул орудий из-за Десны.
— Стреляют?.. — испуганно прошептал Платон Антонович. Рыхлов, скрывая собственный страх, деланно-спокойно ответил:
— Немцы б-большевиков г-громят.
Соболевский долго смотрел на него. На лице появились красные пятна. Вздулись жилы, задрожали…
— Вы… вы… лжете!..
Рыхлов не ответил. Он не слышал этих слов. Ему в эту минуту показалось, что он видит тестя в последний раз, и чем дольше вглядывался в желтое лицо Платона Антоновича, в его серые, безжизненные глаза, тем больше убеждался, что тестю осталось жить считанные дни. Жалости к тестю не было. Это был уже труп. Глафира Платоновна опустилась на колени. Из ее померкших глаз катились слезы. Она всхлипывала. Рыхлов испугался, что у нее начнется истерика, грубо схватил жену за руку. Стеклянные глаза Соболевского смотрели в потолок.
— Ма-ма! — вскрикнула Глафира Платоновна, обнимая Нину Дмитриевну. Рыхлов взял чемодан и направился к дверям.
— Прощайте!
Дом дрожал от орудийных выстрелов. Рыхлов потащил Глафиру Платоновну на улицу. Возле домика Бровченко Глафира Платоновна нерешительно остановилась. Рыхлов сделал несколько шагов мимо ворот, вернулся, вбежал во двор и широко распахнул двери в кухню, где находились Татьяна Платоновна, Ксана и Муся.
— Ненавижу!.. Проклинаю!.. Встречу вашего мужицкого офицера — сам расстреляю!..
Глафира Платоновна проскользнула вперед, с минуту стояла между мужем и сестрой. Перед глазами всплыло желтое лицо отца.
Читать дальше