Милош Кратохвил - Магистр Ян

Хозяин нарочно оттягивал время и, возбуждая нетерпение гостей, медленно поднял бокал.

— За святого отца! — желая ускорить произнесение тоста Войтехом, сказал костлявый монах.

— За него мы уже пили! — возразили другие.

— За пятую долю от продажи индульгенций, — предложил студент, указав кубком на обоих монахов.

Хозяин отрицательно помахал рукой:

— Будьте серьезны, преподобные братья. Я предлагаю выпить за то, что более всего волнует сейчас каждого истинного христианина. Я провозглашаю тост за тот день — а он уже недалек, — когда мы, как гуся, что лежит на подносе, поджарим самого Гуса.

— Pereat! Pereat Hus! [29] Да погибнет! Да погибнет Гус! — закричали святые отцы и, чокнувшись со своими дамами, опустошили кубки.

Ехидная усмешка на лице фарара Войтеха сменилась злой. Священник схватил нож и взмахнул им.

— Вот так его! Так! — И Войтех вонзил нож в гуся.

Гости помогали фарару раскладывать кушанье по тарелкам, усердно стараясь захватить себе лучший кусочек. Только обрюзгший, сильнее прочих опьяневший монах продолжал заниматься своим прежним делом: толстыми пальцами, неловкими от хмеля, он пытался проникнуть за корсаж своей молоденькой соседки.

— Вначале еда, а потом — дело! — одернула проститутка монаха, который мешал ей побольше положить в тарелку.

Гости мигом раскромсали гуся, и на подносе остался один позвоночник. Без особого воодушевления его забрал тощий попик.

— Сейчас, пожалуй, самое подходящее время покончить с Гусом, — сказал монах с лошадиной головой, вертя в пальцах гусиную ножку и жадно обгладывая ее. — Вся Прага сыта его бунтарством. Сегодня, когда я продавал индульгенции…

— Братья, клянусь богом, — смаковал фарар Войтех свою порцию: — теперь Гус попадет в ловушку. Он обязательно выступит против индульгенций. Как только Гус сделает это, тут ему и крышка.

— Мы не можем быть уверены, что он решится на это, — сказал, повысив голос, Протива.

— Кто это — мы? — зло одернул его хозяин.

— Кто?.. Мы — архиепископская консистория… [30] Консистория — церковное учреждение с административными и судебными функциями.

— Тоже мне консисториальный советник! — ехидно захихикал патер Войтех. — Не строй из себя бог весть кого, братец! Ты рад-радехонек, когда тебя пустят в приемную архиепископского дворца, да и то если сунешь кому-нибудь в зубы лакомый кусочек. Видишь ли, — обратился он к костлявому монаху, — фарар Протива слушает проповеди Гуса в Вифлееме и доносит о них в консисторию.

— А откуда у нее самые свежие сведения о Гусе? — петушился обиженный Протива. — От меня…

— Тебя за доносы и выгнали из Вифлеема!.. — подзадорил спорщиков пьяный студент, доедая гуся и стараясь губами вырвать конфету из накрашенного рта своей хорошенькой соседки.

— Молчи ты, щенок! — крикнул на него хозяин. — Ты не имеешь права даже заикаться о том, о чем могут говорить преподобные братья! — И он снова повернулся к монаху: — Наш любезный фарар Протива был первым проповедником в этой проклятой — порази ее громом! — капелле.

— Давай, бранись! — не мог успокоиться Протива. — Фарар Войтех бесится потому, — объяснял он гостям, — что никто не ходит на его проповеди… В воскресенье прихожане бегут мимо него прямо в Вифлеем!

— Если бы только мимо него!.. Похуже — мимо его церковной кружки! — заметил студент, который никак не маг удержать свой злой язык за зубами.

Хозяин сердито накинулся на студента:

— Ты что дерзишь!.. Ты приходишь ко мне только позорить меня… жрать и пить…

озорно пропел студент.

Вино уже ударило в голову отца Войтеха. Он замахнулся на студента, но соседка, спасая парня от гнева, неожиданно бросилась в объятия фарара:

— Преподобный отче! Не покалечь моего студента!

Патер немного остыл. Студент воспользовался этим:

— Мир, преподобные братья! Да будет мир между вами! Я вижу, в своем гневе против врага нашей святой церкви вы на редкость едины.

— Верно, верно! — охотно подтвердил тощий попик. — Все едины в защите интересов церкви.

— Следовательно, fratres venerabiles, [31] Братья во Венере. предадимся общему святому созерцанию. — И он, бренча струнами своей лютни, запел: