Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование

3 мая 1880 года из Кабула выступила не очень многочисленная экспедиция. В ее состав входили три почтенных пожилых мусульманина. Двое из них — Ибрагим-хан и Афзал-хан — были подчиненными Гриффина, прибывшими из Индии для различных политических поручений, третий, Шер Мухаммад-хан, был дальним родственником Абдуррахман-хана. Их сопровождали несколько слуг. Горные тропы уже очистились от снежных заносов, и скорость передвижения определялась только возрастом дипломатов и их способностью переносить дорожные тяготы.

Центральной фигурой был рассудительный пенджабец Афзал-хан. Ему было поручено остаться при Абдуррахман-хане в качестве британского политического представителя.

Один из слуг нес драгоценную шкатулку с адресованным сардару письмом Гриффина. Оно содержало знаменательную фразу: «Вице-король и генерал-губернатор, считая вас достойнейшим из рода баракзаев и лучше всех других принятым народом Афганистана, предлагает вам эмирский трон, обещает помочь вам в утверждении вашей власти и обеспечении ваших насущных потребностей». Если сардар намерен принять это предложение, его приглашают самым безотлагательным образом прибыть в Кабул. Никаких условий перед ним не выдвигалось. Гриффин заверял его, что англичане не желают присоединять Афганистан к своим владениям и стремятся вывести оттуда войска.

18 мая три восточных джентльмена со свитой добрались до Ханабада. Их разместили поблизости от дворца правителя провинции Каттаган, где обосновался Абдуррахман-хан. Дипломатов окружили заботой, угощали изысканнейшими блюдами местной кухни (большинство населения провинции составляли узбеки и таджики), развлекали охотой, устраивали в их честь парады. Их часто принимал сардар — либо в одиночестве, либо в присутствии своего небольшого двора.

Казалось, все идет как нельзя лучше. Единственное, чего не хватало представителям британских властей, — это ответа сардара на привезенное послание. Абдуррахман-хан держался уклончиво.

— Аллах меня осудит, — говорил он, — если я взойду на престол своих предков против воли соплеменников. Я не могу ни поехать в Чарикар, ни подписать какой-либо договор без согласия маликов и вождей. И потом, я плохо понимаю, что это за афганское государство без Кандагара и Герата?

Лишь после долгих оттяжек поставил сардар печать на письмо, адресованное Гриффину. Оно также носило туманный характер. В нем высказывались лишь пожелания дружбы и выражалась надежда на поддержку. В каких вопросах? С какими целями?

Абдуррахман-хан выдерживал характер. Абдуррахман-хан торговался.

Возвратившиеся в начале июня в Кабул члены миссии разъяснили Гриффину, что, перед тем как стать эмиром, претендент хочет выяснить характер своих будущих отношений с Англией, а также «размеры Афганистана», которым ему предстоит управлять. Обстоятельный Ибрагим-хан даже привез своеобразный вопросник, составленный им со слов сардара. Гриффин читал его вне себя от ярости: «Много же хочет знать человек, получающий ни с того, ни с сего королевство из наших рук!»

«Когда британское правительство известит меня о том, каковы будут границы Афганистана? — интересовался внук Дост Мухаммад-хана. — Войдет ли Кандагар в состав моего государства? Останутся ли представители британских властей и посол-европеец в афганских пределах после того, как между нами установятся дружественные отношения? Какого врага британского правительства, как ожидается, я должен буду отражать и какую форму помощи это правительство хочет оказать мне? И какие преимущества указанное правительство намерено мне предоставить?»

Быть может, основательность и любознательность сардара при иных обстоятельствах и умилили бы Гриффина. Но в сложившихся условиях ему было не до шуток. Он вовсе не случайно предложил Абдуррахман-хану «прибыть в Кабул самым безотлагательным образом»! Вся беда заключалась в том, что времени у Гриффина, а вернее, у всех англичан, находившихся в Афганистане, уже не было. Совершенно. И главного британского политического агента в афганской столице беспокоила мысль, не вызвана ли столь осторожная позиция претендента на престол осведомленностью в обстановке, а не просто несговорчивым характером.

Обстановка же была более чем серьезной. Ибо несколько ранее, еще в апреле, за горами и морями, в другой столице, произошли важные события, отголоски которых докатились до Гиндукуша.