Абдуррахман-хан усмехнулся. Нарочито громко он распорядился отложить для него по паре туркменских и кашгарских ковров, а к концу недели привести в Кундуз, куда он переезжает, полдюжины текинских скакунов.
— Будет исполнено, сардар!
* * *
…Прошла еще неделя. В погожий весенний вечер посланец британского политического агента вернулся в Шерпур из поездки в северные районы. Гриффин внимательно прочел доставленный им ответ Абдуррахман-хана. Сардар был дипломатичен и краток. Он писал о бесчестье, принесенном Афганистану «упрямым безрассудством эмира Якуб-хана и его дурных советников», о необходимости для афганского народа жить спокойно и свободно между двумя великими державами; он завершал послание предположением, что Россия и Англия совместно гарантируют целостность его родины.
Намек на несостоятельность предшественника призван, понятно, подчеркнуть собственную рассудительность. Желание жить спокойно и свободно можно принять к сведению: все будет зависеть от условий и обстоятельств. Упоминание о России как о гаранте многозначительно: внук Дост Мухаммад-хана предупреждает, что не рассчитывает исключительно на англичан и будет торговаться. Впрочем, быть может, сардар не доверил бумаге и случайному вестнику все свои планы и намерения.
Что можно добавить еще, полагаясь на личные впечатления?
Темноглазый собеседник Гриффина рассказывал о своей поездке на довольно чистом английском языке. Порой проскальзывали словечки, бытовавшие в северо-западных районах Индии, но политический агент, прибывший в Кабул из Пенджаба, не нуждался в их переводе. Гонец расцвечивал рассказ о путешествии на север красочными деталями, однако Гриффин не прерывал его, не торопил, надеясь услышать ответ на один-единственный вопрос: верит ли Абдуррахман-хан, этот неудачник, больше половины жизни испытывавший удары судьбы, в свои силы? Впрочем, быть может, в том-то и состоит суть дела… Неудачи, если они не сломили человека, учат выбирать надежные, верные пути. Абдуррахман-хан не может не понимать, что ныне ключ ко всему — в руках англичан.
— …В Кундузе сардар принял меня очень тепло, — текла речь лазутчика. — Принял с глазу на глаз, конечно. Назвал своих приближенных упрямыми ишаками за то, что советовали разговаривать с нами лишь на поле боя. Сказал, что провел в Туркестане десять лет и не желал бы за добро платить злом. Он хочет дружить и с северными соседями, но особенно с Англией. Рассчитывает на ее поддержку…
Бывший «купец» помолчал, восстанавливая в памяти главное из своих впечатлений…
— …Где уговором, где оружием, где подкупом Абдуррахман-хан переманил многих вождей и правителей на свою сторону. Большую силу забрал. В Бадахшане, Каттагане, Чар-Вилояте. Народ его слушает: он умеет красивые слова произносить. Чиновники идут за тем, у кого в руках власть. Купцы не очень довольны: требует денег на содержание своих людей, войско готовит. Сам он — ничего, крепкий, раньше много пил вина, потом совсем стал абдар, — гонец употребил слово, означающее «трезвенник» и в то же время «великолепный», «красивый». — Лично разбирает жалобы. Старается, чтобы было по справедливости. Его люди разбрелись по всему северу. Напоминают, что сардар эмирского рода и, когда управлял в тех краях, добился порядка и благосостояния… Энергичный. Думаю, однако, сядет на трон — во многом переменится: очень себе на уме!.. А сейчас он готов приехать с пятью сотнями всадников в Чарикар для обсуждения дел.
Гриффин размышлял: вот оно — главное! Готов прибыть для переговоров! Ну а дальше? Ах, Абдуррахман-хан, Абдуррахман-хан… Насколько надежен будет он в качестве британского вассала? Удастся ли с ним твердо договориться? Имеющиеся на этот счет инструкции были категоричны: Англия и Афганистан! Никакой третьей державы! Собственно, и война была начата, если отбросить всю дипломатическую шелуху, ради того, чтобы утвердить безраздельное господство Британской империи над афганскими землями и их владетелем. А пока можно обещать претенденту вывод войск, и невмешательство во внутренние дела, и все что угодно!
Телеграфная связь — отличная вещь! Получив санкцию Лайелла, успевшего прибыть в Симлу, где уже находился вице-король, Гриффин принялся снаряжать миссию в Ханабад, куда из Кундуза перебрался Абдуррахман-хан — все ближе к столице.
Сардар уже основательно укрепился, приобрел репутацию патриота, и теперь вполне уместно отправить к нему не переодетого лазутчика, а официальное посольство. Правда, упаси бог включить в его состав какого-нибудь англичанина. Хотя кохистанские вожди не сталкивались с инглизи и поэтому не проявляют к ним особой враждебности, не надо испытывать их терпение, а тем более искушать чувства простых людей, обладающих меньшей выдержкой.
Читать дальше