Борис Четвериков - Котовский. Книга 1. Человек-легенда

— «Киев».

Начальник заставы спрашивает:

— Что отзыв?

Следует незамедлительный ответ:

— «Корсунь».

В селе прибывших встречают «станичники»-квартирьеры.

Матюхин спрашивает:

— Как у вас с охранением? Есть ли за селом заставы?

— Об этом спросите одного из тех, кто привозил ваше письмо, они сами видели наши охранения.

Но тут опять выручает боец-котовец. Он подскакивает на коне, козыряет.

«Это они чересчур», — думает Котовский.

Но, кажется, Матюхину все это нравится.

— Не извольте беспокоиться! — оглушительно рявкает боец. — Муха не пролетит, ни одна красная собака не пролезет!

Матюхин произносит что-то вроде «хм».

— Дисциплинка! — переговариваются между собой матюхинские комиссары.

— Что вы хотите? Казаки!

Котовский познакомил Матюхина с Борисовым, отрекомендовав его как делегата эсеровского съезда. Борисов спросил:

— Вас, наверное, интересуют результаты съезда? Очень решительные резолюции.

— Нам не резолюции, нам солдаты нужны, — отрезал Матюхин.

Тогда Борисов обратился к матюхинским комиссарам:

— Передаю вам горячий привет от Савинкова!

Комиссары тоже вяло отозвались на это сообщение.

Когда квартирьеры, проинструктированные Котовским, спросили Матюхина, не желает ли он одну из своих частей поместить вместе с фроловцами, Матюхин задумался и потом ответил:

— Мы народ русский, а вы с Украины. Национальность разная, могут поссориться. Давайте расположимся отдельно.

И тут же, не стесняясь присутствия «атамана Фролова», отдал приказ: коней не расседлывать, в конюшни не ставить. И со всей своей свитой отправился расставлять и инструктировать свои полки.

Котовский слышал этот разговор, но ничем на него не отозвался. Не расседлывать так не расседлывать! Не ставить в конюшни? Пусть будет по-вашему! Осторожен матерый волк! Видимо, еще не вполне верит!

Когда матюхинцы наконец вернулись от своих воинских частей, где хвастались перед «атаманом Фроловым» резвостью своих коней, богатым вооружением, Котовский преспокойно предложил:

— Давайте начинать.

Но матюхинцы долго еще медлили.

— Мы привыкли стрелять, а не заседать, — сказал Матюхин. — Где же, атаман, твои пулеметные тачанки? — добавил он с напускным добродушием.

«Ага, — подумал Котовский, — значит, братец сделал ему обстоятельный доклад!»

— Пулеметные тачанки? Если хотите, пойдем и посмотрим. Люблю товар лицом показывать! — И он рассмеялся: — Чуть-чуть все до одной не потерял, когда пробивался к вам через красные заслоны!

Тачанки Матюхину понравились. Все его соратники тоже не могли скрыть своего удивления и восторга:

— По выправке, молодцеватости и геройскому виду эти бойцы больше похожи на офицеров, чем на солдат!

А Котовский не мог нарадоваться на своих бойцов и командиров. Они вели себя безупречно.

«Комар носа не подточит!» — подумал он, наблюдая, как бойцы строят бессмысленные «солдатские» физиономии, гаркают «здравия желаю», отвечают «так точно», «никак нет», как командиры эскадронов дают самые подходящие ловкие ответы матюхинским комиссарам.

«Пусть не расседлывают коней, — подумал при этом Котовский. Отказаться сесть с нами за стол они уже не могут».

Матюхинцы вернулись со смотра, столпились на улице и все еще выспрашивали, задавали, как им казалось, «коварные» вопросы.

Котовский снова предложил начать заседание. И тогда Эктов громко провозгласил:

— Командиры и комиссары соединяющихся частей! Открываю совещание! Прошу следовать за мной!

Котовский, как вежливый хозяин, пропустил «гостей» вперед. В просторной избе за двумя составленными вдоль столами, накрытыми деревенскими скатертями, разместились одиннадцать котовцев и шестнадцать матюхинских начальников.

В помещении было три окна. «Красный угол» до самого потолка был убран иконами. Здесь были и старинные большие образа под стеклом с заложенными под стекло венчальными свечками, и множество маленьких иконок с изображением божьей матери с младенцем, распятого Христа, Николая-угодника с небольшой бородкой. Были тут и лубочные лакированные листы, порядочно засиженные мухами и тараканами, с Серафимом Саровским, с какими-то еще святыми, что видно было по светлым кругам вокруг их голов.

Перед иконами на медных цепочках висела, слегка покачиваясь, лампада из цветного стекла, тут же лежали засохшие просфоры и крашеные пасхальные яйца, а за икону были заткнуты деловые бумаги, налоговые квитанции и письма от сына, убитого в четырнадцатом году на войне.