Георгий Чиж - К неведомым берегам

Это обстоятельство побудило Григория Ивановича заняться скупкой на севере беличьей шкурки, годной к обмену на охотничьи припасы.

Постоянные разъезды, выносливость и личное знакомство с охотниками уже в три года поставили молодого Шелихова на ноги. А природное любопытство, страсть посмотреть на все собственными глазами закинула его в развивающийся Охотск и на Камчатку: в Нижнекамчатск, Петропавловск, Большерецк, где частенько околачивались прибывавшие с котиковых промыслов люди, производился дележ привезенной ими добычи и совершались выгодные для скупщиков сделки.

Через несколько лет Григорий Иванович Шелихов на иркутском и более обширном сибирском и даже бескрайнем восточном горизонте становится заметной величиной: он связан со всеми крупными купцами, ведущими торговлю пушниной. Завелись у него кое-какие деньжата, женился… Про жену говорили: бесприданница, но красавица. За красоту и взял.

— Наплачется, — толковали про мужа скептики. — У нас в Сибири, почитай, одни мужики живут — на тридцать одна девка… Скоро собьется с пути. Долго ль до греха!

— Да она его, почитай, и не видит, разве в пасху да в рожество.

— Думаешь, лучше, если не одна, а кругом народ, — в городе?.. Еще хуже.

Жили Шелиховы в Охотске. Видели, как уходили надолго в море корабли, как неожиданно возвращались с несметными богатствами… А то и гибли.

— Хочу и я рискнуть, Наталья Алексеевна, — сказал как-то Григорий Иванович жене. — Купца Алина знаешь?

— Луку Петровича? Лысого? Знаю.

— Ну вот, с ним… Решил снарядить кораблик на острова.

— В доле с ним?

— Само собой, в доле. Однако на свои…

— А сорвешься?

— Сорвусь, опять начнем копить… Как думаешь?

Наталья кинулась на шею мужу:

— Умница!.. А то все «коплю» да «боязно»!

— Приглядываюсь, Наташа. Ведь и правда боязно.

— Так можно всю жизнь в щелку проглядеть. Трапезниковы, Пановы, Алин, Шилов разбогатели? А ты — «боязно»! Волков бояться — в лес не ходить…

И наличные деньги уплыли. Не прошло и двух месяцев, как письмо из Иркутска — от Голикова. Опять Григорий Иванович советуется с женой:

— Слушай, Наташа… Пишет, что взял с торгов питейный откуп в губернии Иркутской. Дознался, что я с Алиным снаряжаю кораблик на Алеутские острова. Вот и он хочет попытать счастья, предлагает вместе строить корабль.

— Что же ответишь этой свинье?

— Свинья-то свинья, а отвечу: согласен…

И начались у Григория Ивановича большие дела — с Алиным, с Лебедевым-Ласточкиным, с Пановыми, с Голиковым, с Кознугиным… Каждый год уходят в далекое плавание купеческие суденышки: в 1776 году «Св. Павел» — из Нижнекамчатска, в 1777-м — «Св. Варфоломей», «Варнава» — из того же Нижнекамчатска и «Св. Андрей Первозванный» — из Петропавловска, в 1778-м «Св. Николай» — из Большерецка, в 1779-м «Св. Иоанн Предтеча» — из Петропавловской гавани…

А ходит Григорий Иванович мрачнее тучи. Мечется из конца в конец по всему краю, на Ураке, под Охотском, строит корабль, в Якутии скупает меха, какие только попадутся, на иркутском севере гоняется за белкой, в Кяхте посредничает и в мануфактуре и в пушном торге… Заработки большие, а уплывают сквозь пальцы. В долгу, как в шелку… Озабочен, отощал. Лихорадочно, неспокойно горят глаза. Сила, однако, не угасает…

— Подумай, Наташа, четыре года! Шесть кораблей туда, в море, и ни одного — обратно… Не знаю, что делать, как изворачиваться дальше.

— Трудно… понимаю… Занять еще? — неуверенно предлагает Наталья и конфузится, стараясь как-нибудь скрыть располневший живот.

— Занять?.. Да знаешь ли, сколько нужно теперь кредиту?

И на вопросительный взгляд сам оглушает суммой:

— Пятьдесят!

Заметив, что лицо жены вдруг покрывается ярко-красными пятнами, Григорий Иванович продолжает успокоительно:

— Да не волнуйся, как-нибудь справимся… Теперь на троих придется… говорит он и нежно гладит Наташу по плечам.

Но дела осложняются: расходы увеличиваются, приближаются сроки оплаты векселей. Что-то будет?..

Август восьмидесятого года. Григорий Иванович прямо из Иркутска, в пыли, обливаясь потом и не останавливаясь у конторы, мчится домой, почти не взглянув на густо покрытый туманом залив.

Еще стоя на тележке, спрашивает:

— Дома все благополучно?.. Наталья Алексеевна? Анютка?

Вот и Наташа с Дунюшкой на руках. Григорий Иванович спрыгнул на землю и отступает назад, пораженный красотой жены и очарованный ее лукавой усмешкой. Да, он хорошо знает эту лукавинку в ее усмешке, и ямочки на матовом румянце щек, и васильковые глаза с искрой… Сегодня в ней что-то новое, никогда еще не виданное — сияющее, счастливое.