Джирджи Зейдан - Аль-Амин и аль-Мамун

— Теперь тебе самое время признаться, где находится этот жалкий изменник, именуемый Бехзадом. Я знаю, что он в Багдаде и что все наши беды — дело его рук. Говори, где он?

— Госпожа, — отвечала насмерть перепуганная Маймуна, — ведь я узница в этом дворце, откуда мне знать, что происходит за его стенами?

— Ложь! Ты все время поддерживала связь с Бехзадом через его слугу, Сельмана.

— Спросите у госпожи управительницы, — оправдывалась Маймуна. — Не знаю я никакого слуги. Сжальтесь надо мной, ради бога, госпожа! Я уже столько натерпелась, что глаза мои не просыхают от слез.

— Сжалиться над тобою… — усмехнулась Зубейда. — С какой стати? Да будь моя воля, я бы не задумалась ни на минуту и придушила тебя собственными руками!

Затем Зубейда повернулась к Ибн аль-Фадлю, который все еще стоял в дверях, и закричала:

— Забирай эту девчонку! Теперь она твоя. Делай с ней все, что пожелаешь. А с этой проклятой старухой я рассчитаюсь сама!

Услышав эти слова, Аббада повалилась Зубейде в ноги:

— Поступай со мной, как тебя заблагорассудится, но смилуйся над этой девушкой! Видит бог, она ни в чем не виновата. Я уже просила тебя за эту сироту и опять припадаю к твоим ногам. Ты ведь мать и тебе ведома материнская жалость. Прояви к ней милосердие… Накажи лучше меня, я не страшусь смерти.

Когда Зубейда услышала, что взывают к ее материнским чувствам, она ощутила душевное смятение. Сыну Зубейды грозила опасность, и ее решимость поколебалась. Она не знала, жив аль-Амин или, может быть, уже мертв. Люди не восприимчивы к горю, пока оно не обрушится на них самих и не придавит всей своей тяжестью. Сколько ни говори бездетным о тяжком родительском бремени, им все равно не понять, что значит свой ребенок. Но когда они женятся и заводят детей, они уже не в силах пройти мимо плачущего ребенка и спешат успокоить его. А услышит детский крик бездетный человек — только обвинит родителей в излишней мягкости да посоветует почаще наказывать такого ребенка. Но даже родителям трудно представить, что значит потерять ребенка, пока они не испытают это сами, как довелось испытать Зубейде в тот ужасный день.

Раньше, когда аль-Амину ничто не угрожало, Зубейда безучастно выслушивала мольбы Аббады. Но теперь слова старухи разжалобили эту жестокосердную женщину и она не нашлась, что ответить, словно собственный язык отказался ей повиноваться. На глазах у Зубейды выступили слезы и покатились по щекам. Она пыталась побороть это чувство и не показать свою слабость. Она поднялась и, стараясь придать своему голосу большую строгость, сказала:

— Повторяю тебе, Аббада, единственное, что может ее спасти — это признание в том, где скрывается Бехзад. А раз она молчит, то пусть будет рабыней Ибн аль-Фадля, — и Зубейда жестом показала юноше, что он может забрать Маймуну.

Никто не заметил, как забрезжил рассвет и наступило утро. Ибн аль-Фадль, надеясь, что Маймуна покорилась своей участи, направился к ней. Но девушка, обливаясь слезами, закричала:

— Нет! Нет! Я никуда не уйду! Лучше убейте меня тут же!.. Бехзад! Где ты?.. Неужели я столько времени ждала тебя напрасно?

Ибн аль-Фадль вышел из комнаты отдать приказ бродягам, чтобы те увели девушку силой. От стоявших за дверями слуг он узнал, что во дворец прибыл главный прорицатель, и захотел с ним переговорить, надеясь, что тот сумеет убедить Маймуну покориться своей судьбе. На вопрос, где сейчас находится прорицатель, слуги ответили, что он у госпожи Зубейды.

После разговора с Маймуной Зубейда уединилась в большой зале и предалась горестным раздумьям о судьбе своего сына. Ее размышления прервала управительница, которая доложила о прибытии главного прорицателя.

— Проведите его ко мне, — приказала Зубейда.

Когда Сельман с Бехзадом подъехали к дворцу, город уже был занят хорасанскими войсками, но обитатели Золотого дворца еще ничего об этом не знали. На площади перед дворцом всадники увидели группу бродяг, но не обратили на них внимания. Сельман, сойдя с коня, подошел к воротам и убедился, что они заперты. Услышав за стеной какие-то голоса, он постучал, но не получил ответа. Тогда Сельман стал стучать настойчивее и из окошка, расположенного над воротами, показалось чье-то лицо.

— Кто там?

Сельман поднял голову и увидел знакомого слугу.

— Открывай не мешкая! — приказал он.

Слуга тотчас признал главного прорицателя и поспешил отворить ворота. Сельман и Бехзад въехали во внутренний двор, спешились и передали слуге поводья. Во дворе царило оживление. Повсюду взад и вперед сновали слуги. Сельман подозвал одного из них и спросил: