Джирджи Зейдан - Аль-Амин и аль-Мамун

Обычно виноторговцы обладали приятным голосом и умели хорошо играть на одном или нескольких инструментах, а некоторые багдадские держатели лавок даже приглашали певиц с красивой наружностью и обольстительным голосом, пение которых пробуждало еще большую жажду у посетителей. И вино тогда лилось рекою…

В один из дней 193 года хиджры дело шло уже к вечеру, а нашего виноторговца так никто и не навестил. Лавка Симана находилась в городском предместье, а потому основной доход шел ему от путешественников. Из них он, понятно, предпочитал чужеземцев, обычно норовя продать им вино подороже: те не знали цен, а главное, торговались куда меньше, чем багдадцы. Особенно не раздумывая, они выкладывали по пять дирхемов [18] Дирхем — старинная арабская серебряная монета; равнялась 2,97 г чистого серебра, чеканилась с 695 г. за ратль молодого вина, в то время как из багдадцев больше двух было не выколотить.

И вот, когда день подошел к концу, а к Симану так никто и не заглянул, он принялся разводить огонь в одном из уголков сада, чтобы поджарить рыбу, припасенную на ужин. Подобрав полы своего кафтана и заткнув их за пояс, он дул на тлеющий хворост, дым от которого, поднимаясь, окутывал его лицо, голову и пропитывал бороду, как вдруг услышал у ворот сада неясный шум и голос, звавший его:

— Эй, хозяин Симан!

Его сердце забилось от радости, он поспешил на зов и увидел какого-то бродягу, — их много развелось в те времена в Багдаде. В большинстве своем молодцы эти зарабатывали на жизнь разными непотребными занятиями. Рядом с бродягой стоял какой-то человек.

При виде бродяги Симан сначала отпрянул в испуге и воззвал про себя к господу, однако он привык сохранять спокойствие в таких случаях, зная, что только сговорчивость может уберечь его от беды. Он собрался с духом и двинулся навстречу посетителю, уповая на милость всевышнего.

На бродяге была шапка из пальмовых листьев; толстая кожаная куртка с разноцветными узорами оставляла голыми руки; короткие штаны из грубого холста доходили ему только до колен; ноги были босы. На левом боку, перекинутая через плечо, висела торба с мелкими камнями, а с пояса свисала праща — обычное оружие этих оборванцев. В одной руке бродяга держал короткую сучковатую палку, а в другой — наполовину съеденную лепешку. Не переставая жевать, он сказал торговцу:

— Напои-ка нас, хозяин!

Симан поклонился, бросился за большой чашей и, наполнив ее доверху, поднес бродяге. Потом взглянул на его спутника; тот был одет в военную одежду — куртку, на спине которой был вышит девиз халифата: «Да воздаст вам аллах, ибо есть он всеслышащий и всевидящий»; на голове его красовалась высокая остроконечная шапка, форму свою она сохраняла благодаря тому, что в нее были вставлены спицы; на поясе, поверх кафтана, висел меч.

В появлении в его лавке солдата Симан усмотрел добрый знак, — ведь солдаты обычно расплачивались с ним, если, конечно, на руках у них еще оставалось жалованье. Солдат жестом указал на кружку, — он тоже требовал вина. Симан поспешил наполнить вторую чашу, которую подал солдату с поклоном.

Не отвечая на приветствие Симана, солдат выпил вино, громко рыгнул и с важным видом отошел в сторону. Бродяга же поднес свою чашу ко рту со словами:

— Благословение божье с тобой, хозяин Симан! Ей-богу, когда выбьюсь в какие-нибудь начальники, сделаю тебя своим личным бродягой!

Солдат, засмеявшись, подошел к Симану и, положив ему руку на плечо, сказал на ломаном языке (он происходил из ферганских наемников [19] Ферганские наемники — Аббасидские халифы, а также знатные лица той эпохи имели обычай окружать себя наемниками в качестве телохранителей; среди этих наемников особенно много было представителей тюркских племен, в том числе из Ферганы. , множество из которых аль-Мансур взял на службу в годы своего правления):

— Я тебе тоже обещаю: скоро в поход пойдем, деньги заработаем, тогда и расплачусь с тобой, получишь свое сполна. Ну, а до тех пор считай, что я твой должник. Ничего не поделаешь, надо подождать!

— Вы тоже жалуетесь на бедность и нехватки? Ведь вам платят постоянное жалованье! — изумился бродяга.

— Верно, приятель, — вздохнул солдат, — жалованье нам платят, да только семьям нашим куда больше нужно! Ну как солдату выдержать эту тяжкую жизнь, пока он военной добычей не разживется? Разве что… — он замолчал, собираясь перейти на шепот, из страха, что его кто-нибудь услышит, но бродяга опередил его: