Александр Бармин - Руда

Выйдя из кричной, сказал Шорину:

— На втором молоте, у Грачева, наковальня логоватая. Выправить. А мастеру плетей за несмотрение. Перезолову скостить по копейке с пуда за то, что железо с пленками и клейма поставлены косо. Пеньковых веревок на тяжи вели отпустить да вели беречь веревки. Не пожгли бы брызгами сока. Мастера никакой бережливости к снастям не имеют, — нет того, чтобы и в полушке осьмушку видеть!

Это была любимая поговорка Акинфия. Полушка — четверть копейки, самая мелкая монета.

Ехал домой прямой, со сведенными на переносье бровями, с оттопыренными усами-стрелками. Молчал почти всю дорогу. Мысли были неспокойные: дело всё расширяется, не хватает времени за всем уследить. Вот и то… тайное заведение требует непрестанного надзора. Тоже доверить некому. Выгодно, — что говорить, выгодно. Не хуже железа. Но чуть промахнешься — головой ответить можно. Шорин стар, глупеть начал. Как упустил того плавильщика? Половину караульной команды пришлось отправить на поимку, а поймают ли еще? Ведь ст о ит тому выбраться на народ да крикнуть «слово и дело»… бр…

— Степаныч, поймают?

— Ась, батюшко?

— Сделает Кутузов, что надобно?

— Поймает. Небось поймает. Двадцать пять рубликов обещано, — легко ли дело.

— Двадцать пять… Я бы тысячи… пяти тысяч не пожалел бы, чтоб спокойным быть.

— А они одинаково стараться будут. Что ж тебе напрасно убыточиться? Да небось, Акинфий Никитич, завтра же приведут.

«Приведут не приведут, — Шорина всё одно с того заведения долой», — продолжал размышлять Акинфий. — «Кому доверить ключи? Два старших сына не удались. Прокофия долго приучал к горному и заводскому делу, за границу посылал, а он чего привез? — тьфу! — ящик шарман-катерин, кукол крашеных для театра. Ду-рак!.. Григорий — того всё в столицу, тянет, ближе ко двору, к балам да фейерверкам. Потешные огни, пшик пустой. А вот когда от крицы фейерверк горячего соку летит — это ему не по нраву, жжется, вишь.

Никитка, вот из кого толк будет, в демидовскую породу пошел. Двенадцать лет ему, а уж хозяин виден. Если старшие не исправятся, ему все заводы отойдут, ему одному. Чтобы дедовское дело не дробить. Чтоб добра, среди смертельных опасностей нажитого, фертам, пустобрехам на потешные огни не изводить. Так и будет. Да мал Никитка, когда еще в полное понятие войдет. А покуда — заботы множатся, помощника же не видно».

— Акинфий Никитич, глянь! Никак Кутузов уж пожаловал? Это он на крыльце у конторы.

У Шорина губы морщились от радостной улыбки.

Оживился и Акинфий. Ткнул кучера в загривок:

— Наддай!.. С чем-то еще воротился.

— Коли так скоро, — видно, не с пустыми руками.

Тележка подкатила к конторе. Кутузов, бывший гвардейский капитан, начальник невьянской караульной команды, спустился с крыльца и вытянулся по-военному перед Акинфием. По его красивому равнодушному лицу не понять, успешно ли кончилась командировка.

— Живого аль мертвого доставил? — нетерпеливо спросил Демидов.

— Живого, господин фундатор. [34] Фундатор — основатель, строитель. Только он в изумленье.

— Где догнали?

— На Камне, перед спуском к Сулему.

— Кроме твоих людей, никто его не видал?

— Чисто.

— Не болтал лишнего?

— Нес околесицу всю дорогу.

Акинфий в гневе поднял серые стрелки усов:

— Я ж велел рот завязать!

— Задыхается, — живым бы не довезти. Да никто его лая не слушал. Изумленный, я вам докладываю.

Акинфий посмотрел вокруг. Площадь между конторой и высокой сторожевой башней была пуста.

— Давай его сюда. Будет ему сейчас суд и расправа.

По знаку Кутузова из конторы вывели беглеца. Руки его были связаны за спиной, узкая грудь выгнулась горбом, горло дергалось судорогой. Завидев Акинфия, он ощерился, глаза его заблестели.

— Пес кровавый! — прохрипел он. — Взял-таки. Так жри скорей, не мучай хоть!

Его поставили перед тележкой, он качался, едва держался на ногах. Акинфий откинулся на спинку тележки и сверху спокойно рассматривал свою жертву.

— Хорош! — Акинфий презрительно сощурился. — Хорош, — право ну. Это ты хотел меня изобличить? А? Ты собирался меня расплавленным свинцом потчевать?

Мужик кашлял глухо, закрыв глаза. Потом обессилел, опустился на колени, сел на пятки.