Наконец Сдила Нилыч остановился и, взяв у жены заступ, принялся разгребать сугроб у основания вала.
— Помогай, чего встала! — прикрикнул он на супругу, которая с трудом переводила дыхание после быстрой ходьбы.
Пестемея нехотя стала помогать мужу, неумело действуя то киркой, то руками, одетыми в рукавицы.
Добравшись до мерзлого слоя земли, Сдила Нилыч начал орудовать киркой. Он довольно быстро прорубил в основании вала неглубокую яму с таким расчетом, чтобы талые вешние воды при заполнении рва не могли оказаться на одном уровне с его тайником. Запихнув в яму мешок с сокровищами, мытник забросал тайник землей, тщательно утрамбовывая мерзлые комья ногами. Сверху он все забросал снегом.
— Дело сделано! — облегченно перевел дух Сдила Нилыч, утирая пот со лба.
— Слава Богу! — прошептала Пестемея и перекрестилась.
— Место запомни. — Мытник кивнул жене на возвышавшуюся над ними башню детинца. — Напротив третьей башни от ворот, ежели смотреть в сторону восточного вала. Коль я сгину в сече с татарами, тебе придется опосля всей этой напасти моим златом распорядиться. И о сынах моих тебе же позаботиться придется, голуба моя.
* * *
С первыми лучами солнца тревожный набат пробудил ото сна всех обитателей княжеского терема.
В покои к Агриппине Ростиславне пришли ее снохи, Евлампия и Зиновия. Первая была замужем за Олегом Красным, угодившим в плен к татарам, вторая была супругой Глеба Ингваревича, который ушел с братом Романом к верхнеокским городам собирать новое войско.
Агриппина Ростиславна встретила юных княгинь уже тщательно одетая, несмотря на столь ранний час. Последние двое суток Агриппина Ростиславна бодрствовала даже по ночам, а если и ложилась ненадолго на кровать, то прямо в одежде. Своим здравым умом старая княгиня понимала, что враг может ворваться в Рязань и днем, и вечером, и рано утром, и в полночь… Поэтому ей хотелось быть готовой к тому неизбежному, на что обрек рязанцев злой рок.
— Собирайся, бабушка, — сказала Евлампия. — От воевод гонец прибыл с плохими вестями. Татары опять запалили восточную стену Рязани. Как догорит стена, так нехристи на штурм пойдут. Может статься, что не удержат наши ратники мунгалов на валах, тогда битва в город перекинется. Боярин Твердислав повелевает всем знатным женам с детьми и челядью в детинце укрыться.
— Вот мы и собрались идти в детинец, — добавила розовощекая белокурая Зиновия. — По пути за тобой зашли, бабушка. Кликни своих служанок, пусть они соберут все самое ценное и необходимое.
— Наши-то челядинки все нужное уже в узлы повязали, — вставила Евлампия, не скрывая того, как ей не терпится поскорее укрыться в крепости на холме.
— Вот и ступайте, милые. С Богом! — невозмутимо промолвила Агриппина Ростиславна, сидя в своем любимом кресле. — Я в тереме останусь. Здесь я женой стала, тут сыновей родила, тут и смерть приму, коль придется.
— Как же так, бабушка? — растерялась Зиновия. — Не можем мы тебя одну здесь оставить!
— А я не одна, — спокойно возразила Агриппина Ростиславна, — со мной мои служанки останутся. Те, что пожелают остаться.
— Не дело это, бабушка! — недовольно обронила нетерпеливая Евлампия. — Таким своим поступком ты на нас тень бросаешь. Люди скажут, мол, снохи княжеские спаслись, а мать Ингваря Игоревича на произвол судьбы оставили!
Агриппина Ростиславна была непреклонна.
— Не сдвинусь я никуда отсюда, и не настаивайте, милые! — сердито молвила она. — А Ингварю Игоревичу скажете опосля, что мать его все глаза проглядела, подмоги от него дожидаючись, но так и не дождалась! Скажете еще князю Ингварю, что мать его изо дня в день слезами умывалась, глядя на страдания рязанцев, что она денно и нощно молилась о победе христиан над язычниками, что с молитвой и смерть приняла.
После услышанного Зиновия расплакалась, обняв колени своей суровой бабушки, растроганная ее бесстрашием и готовностью принести себя в жертву неумолимому року.
— Полно, дитя мое. Не плачь и не горюй обо мне! — Агриппина Ростиславна нежно погладила Зиновию по щеке. — Я свой век прожила, а быть вам обузой в детинце не хочу. Туда небось скоро людей набежит столько, что яблоку негде будет упасть!
— Что ты, бабушка! — сквозь слезы воскликнула Зиновия. — Для тебя местечко в детинце всегда сыщется.
— Здесь мое место! — отрезала Агриппина Ростиславна. — Ступайте, голубицы!
Зиновия мучительно колебалась между желанием укрыться в детинце и чувством христианского долга перед матерью своего свекра. Ее колебания были прерваны решительной Евлампией, которая чуть ли не силой увлекла Зиновию за собой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу