Дмитрий Дмитриев - Золотой век

— Удовлетворение, дуэль, что ли?

— Да… вы дворянин, я тоже…

— К чему это, ваша светлость… Былого через то ведь я не верну, — тихо ответил Серебряков.

— Не хотите дуэли, требуйте другого удовлетворения… Я… я на все готов и готов все сделать, что пожелаете…

— Мне ничего больше не надо, только верните мое имя…

А то ведь я живу по подложному паспорту. Вы меня похоронили, князь, вы меня и воскресите.

— Хорошо, это сделать легко… Что еще вам, государь мой, надо?

— Ничего больше, ваша светлость.

— Вы слишком малого требуете… Я постараюсь вернуть вам ваше имя и ваше звание… И даю вам слово сделать все, что вы пожелаете.

— Повторяю, князь, мне больше ничего не надо.

— Но должен же я перед вами чем-нибудь загладить свою вину, господин Серебряков.

— Вернув мне имя и мое звание, вы тем, князь, ее загладите…

— Я… я должен обо всем, то есть о вас, господин Серебряков, доложить государыне.

— Это ваше дело, князь.

— Да, да… Я ничего не скрою от ее величества и расскажу откровенно про все то зло, какое я вам учинил.

— Как хотите, князь… только я прошу возвратить мне мое имя.

— Я знаю, государыня на меня станет гневаться, может, даже меня ждет опала, но все же я должен объяснить. А вам, Ольга Даниловна, я должен извинить ваш поступок со мною… Вы задумали мне отомстить за своего мужа и задуманное выполнили… вы жестоко отомстили мне и поставили меня в самое глупое положение… вы посмеялись над моею любовью, смешали с грязью… Ну, делать нечего, надо терпеть… «По делам вору и мука», — проговорив эти слова, князь Потемкин направился к выходу из гостиной.

— Князь, вы уходите? — промолвил тихо Серебряков.

— Да, что же тут мне больше делать? Впрочем, мне не хотелось, бы уходить, то есть расставаться во вражде с вами, господин Серебряков. Я очень желал бы, чтобы вы протянули мне руку примирения…

— Я давно все забыл, ваша светлость…

— Вы, вы благородный человек, — тронутым голосом проговорил князь Потемкин, крепко пожимая руку Серебрякова.

— Стало быть, мир заключен? — весело промолвила красавица Ольга.

— Да, и навсегда, — громко произнес Потемкин.

— Радуюсь вашему примирению, ваша светлость.

— Надеюсь, смеяться надо мной и ругать меня теперь вы не будете, злая чародейка? Давайте мне вашу руку, Ольга Даниловна, и пойдемте к ожидающим нас тостям как ни в чем не бывало…

Князь Потемкин под руку с Ольгой вышел в залу.

Серебряков следовал за ними.

Разумеется, никто из гостей ничего не узнал о происшествии, случившемся в гостиной с князем Потемкиным.

На следующее утро после бала во дворце в кабинете императрицы находилась сама императрица и Григорий Александрович.

Он только что рассказал или скорее повинился государыне в своем проступке с бедным Серебряковым.

Светлейший ничего не утаил; рассказал, как он всячески притеснял Серебрякова, как добился того, что Серебрякова посадили в крепость, когда его из крепости выпустили, подкупил Волкова, чтобы тот продал его в невольники; и как по прошествии десяти лет он свиделся с Серебряковым здесь, в Крыму.

— Теперь, матушка-государыня, моя благодетельница, я все вашему величеству рассказал, во всем повинился. Карайте меня и милуйте — в вашей власти, — проговорил князь Потемкин, закончив свою исповедь.

Этот рассказ прогневил и взволновал мудрейшую монархиню; она несколько раз молча и быстро прошла по своему кабинету, что было главным признаком ее волнения и гнева.

— Так вот что происходит в моем государстве, вот как поступают люди, которым я доверяю, которых приблизила к себе! Я им дала могущество, славу, я им дала власть, и все сие они во зло употребляют… Боже мой, подумать страшно, несчастный Серебряков, какие беды он перенес и все из-за того, что стал невольным соперником сильного человека. Сколько муки, сколько страданий он вытерпел. Я, я хочу видеть этого героя, хочу его приветствовать… — после некоторого молчания проговорила императрица, обращаясь к Потемкину.

— Ваше величество…

— Вы, вы хотите оправдаться?

— Нет, царица-матушка, зачем?.. Да у меня и нет оправдания. Виновен я, премного виновен.

— И то хорошо, что вину свою сознаете, князь. Не думала я, что ради женской красоты вы станете таким злым человеком, таким несправедливым. Простил ли вас Серебряков?

— Я объяснился с ним, ваше величество.

— Ну, и что же?

— Серебряков простил меня.

— Незлобивый человек, истинный христианин. Пусть сегодня же со своей женой он придет сюда во дворец; я хочу его видеть.