Александр Западов - Опасный дневник

— Боже, что с нами будет?!

Миних, вытянутой рукой отстраняя дам, приблизился к государю.

— Мы имеем шанс победить, ваше величество, — торжественно сказал он. — Я имею план идти до Ревеля, взять военный корабль и плыть в Пруссию, в Кенигсберг. Там стоит командующий вашим Померанским корпусом генерал Румянцев. Вы примете команду над этим войском, вы поведете его в Россию, и я ручаюсь вашему величеству, что через шесть недель Петербург и вся Россия снова будут у ваших ног. Что вы сказали, ваше величество?

Петр Федорович ничего не говорил. Он тряс головой в знак неодобрения. Глаза его были закрыты, и тело вздрагивало.

Рнб, — сказал наконец он.

Это значило: «В Ораниенбаум» — плыть туда, откуда вчера утром отправились на праздник Петра и Павла. Укрыться во дворце и ждать решения своей участи…

Так и было сделано.

А в это время в Петергоф уже входили гусары, которых вел Алексей Орлов, посланный поскорей отыскать бывшего императора.

Следом за гусарами шли гвардейские пехотные полки.

Государыня Екатерина Алексеевна в Преображенском мундире старого образца гарцевала на белом коне впереди.

Рядом с нею, тоже верхом и в мундире, ехала княгиня Дашкова.

Отойдя десять верст от Петербурга, Екатерина приказала дать отдых войскам — солдаты весь день были на ногах — и прилегла сама рядом с подругой.

Вскоре ее подняли — курьер привез донесение от сенаторов, оставленных надзирать за Петербургом: «Государь-цесаревич в желаемом здоровьи находится, и в доме ее императорского величества, потому ж и в городе, состоит благополучно и повеленные учреждения исправны».

После восхода солнца полки продолжали марш.

К Екатерине один за другим приезжали генералы Петра Федоровича, докладывая, что император сдается на милость победительницы и готов отречься от престола. Екатерина послала мужу текст отречения, сочиненный Тепловым, и получила его подписанным. А тем временем Григорий Орлов и генерал-майор Измайлов привезли из Ораниенбаума и самого бывшего монарха.

Вечером во главе своей армии Екатерина двинулась в обратный путь и на следующий день, тридцатого июня, торжественно вступила в столицу российского государства, которым отныне ей надлежало управлять.

Теперь надобно было решить, что делать с низложенным царем. Он просил отпустить его в Германию, обещая ничего не предпринимать против особы ее величества. Может быть, Петр и сдержал бы слово, но европейские правительства не упустят, конечно, случай воспользоваться его именем, чтобы поднять в России смуту и захватить под шумок что-либо из пограничных областей.

Стало быть, пускать нельзя…

Если же оставлять — только в крепости, и не в какой-нибудь дальней, а под боком, в Шлиссельбурге, чтобы удобнее наблюдать и не бояться нечаянностей. Правда, там уже сидит один русский император — Иван Антонович, да места хватит и для второго. Но караулить придется построже, потому что охотники освобождать не одного, так другого найдутся. И вдруг в этом успеют?! Тогда — кто кого? Два императора на императрицу?!

Обдумывая участь своего мужа, Екатерина отправила его в Ропшу — селение под Петербургом, где был небольшой дворец. Для охраны она послала команду гренадер во главе с Алексеем Орловым и через несколько дней, шестого июля, получила от него письмо, что караулить уже нечего:

«… Он заспорил за столом с князь Федором, не успели мы разнять, а его и не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня, хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил. Прогневали тебя и погубили души навек».

Алексей Орлов делал вид, что боится гнева императрицы. Но Екатерина могла быть только довольна: судьба свергнутого самодержца решилась наиболее удачным для нее способом, его просто не существует, и предъявить свои права на русский престол ему не придется. А тот, другой, меньше опасен.

И она пожаловала Алексея Орлова чином майора в Преображенском полку и звездой ордена Александра Невского.

Великий князь Павел Петрович в тот же день узнал о смерти государя, — все во дворце говорили об этом, — но что он думал или чувствовал, осталось неизвестным. Мать не справлялась о настроениях сына.

Ей было некогда. Шестого июля императрица объявила манифестом, что бывший государь Петр Третий обыкновенным, прежде часто случавшимся ему припадком геморроидическим впал в прежестокую колику, от которой и скончался…