Август Цесарец: Золотой юноша и его жертвы

— Другие бы осушили после нас! Нам сено не нужно! — напыжился Васо, словно он центр вселенной. Но вдруг задумался. Помоги он сейчас тестю, он отвел бы от всей его семьи большую беду, а заодно и от себя, да еще, возможно, и дома бы добился! Но как тут поможешь? Братич не может, да и не стал бы ничего делать. Очевидно, за решением торговца Блуменфельда стоит желание самого жупника отомстить им. — Ничего! — закончил он, рассуждая то вслух, то про себя. — Поп и жид — два сапога пара! Сговорились между собой, остается только ждать, когда начнут осушать пруд и вытаскивать из него то, что вы туда бросили. Пусть этим займется Панкрац, он бросил, недаром ты на него так тратишься! Нет, не так! — Васо встал, и снова это была сама государственная власть: — Тогда я уже буду работать в полиции! А это — сила! Вот и прикинь, кому при таком раскладе разумнее отдать дом — мне или Йошко! Что ты на это скажешь?

Потирая рукой лоб, старый Смудж молчал.

— Поговорю еще с Йошко, — бросил он и, вздохнув, встал — из другой комнаты его звала жена.

— Поговори и подумай! — Васо приложил указательный палец ко лбу и тоже поднялся. — Не забудьте позвать меня!

В течение всего их разговора из соседней комнаты, где крутили фильм, доносился раскатистый смех, желание пойти туда все настойчивее овладевало Васо. Наконец-то он высказал тестю все, вопрос о доме повернул так, что лучше не придумаешь — вот это мудрость, ум! Он многозначительно сдвинул брови и с трудом протиснул через дверь свою массивную фигуру, подобно девице, пролезшей сквозь игольное ушко.

Народ, стоявший у входа, расступился, пропуская его, и он встал у стены рядом с капитаном. В полу-мрачном сельском кинотеатре к этому времени заканчивалась первая часть программы, всех охватило веселое возбуждение, а шваб уже оповещал зрителей, что дальше их ожидает hohinteresant [3] чрезвычайно интересная (нем.) трагедия, пикантное представление. Вскоре этот спектакль начался.

Мелодраматическая история любви бедной швеи и музыканта. Несчастный брак и быстро образовавшийся любовный треугольник. Третий угол — богатый граф, который уводит швею к себе во дворец. Охваченный ревностью, музыкант мстит, он поджигает дворец, когда швея, ставшая любовницей графа, остается одна, граф в это время развлекается в кафешантане. Буйный, всепожирающий киношный пожар, где на самом деле ничего не сгорает, но от этого кажется страшнее настоящего. В паническом ужасе мечется любовница по комнатам, вот-вот погибнет, объятая пламенем. Но у музыканта пробуждается совесть, неистово пробивается он сквозь огонь, чтобы спасти ее. Всего одна стена отделяет его от отчаявшейся, потерявшей сознание женщины — догадается ли он, что она там?

— Беги! Чего стоишь? — забеспокоилась сидящая на скамьях и корыте публика, да и сам Васо, выпучив глаза и глядя поверх голов, крикнул: «Вперед!»

Комментируя происходящее короткими восклицаниями, шваб усердно крутил ручку аппарата то одной, то другой рукой и при смене руки на мгновение останавливался, при этом картинка на простыне застывала, словно проклятая жена Лота при бегстве из Содома {7} 7 …картинка на простыне застывала, словно проклятая жена Лота при бегстве из Содома . — Во время гибели Содома ангелы выводят из него Лота с женой и дочерьми, запретив им оглядываться. Жена Лота, нарушив запрет, оглянулась и за это была превращена в соляной столп. . Или пленка заматывалась на ролике, и изображение перебегало с простыни на стену — к великому удовольствию публики, которая начинала кричать: «Держи ее!» Сейчас же пленка окончательно вышла из повиновения, и картинка, окрашенная в оранжевые тона, метнулась на потолок, засновала туда-сюда и упала на зрителей, залив краской белые юбки и кофточки крестьянок, все объяв пламенем. Парни руками хватали огонь, якобы пытаясь его погасить, а на самом деле щипали девок.

— Не ровен час дом Смуджу подожжешь! Смотри, женщины уже горят! — развлекал себя и других коротышка Моргун. И снова наступила сосредоточенная тишина, изображение послушно вернулось в квадрат простыни, но из-за этого перерыва уже нельзя было понять, как и где музыкант нашел свою жену. Теперь она была с ним, и он нес ее на руках. Огонь бушевал, потолки рушились над их головами — успеет ли он ее вынести?

Тишина. Не слышно даже шепота. Все взгляды прикованы к экрану.

И вдруг — на простыне пустота, изображение исчезло, ни на потолке его нет, ни на платьях молодок.

— Эй, заснул, что ли? Давай дальше!