Деннис Лихэйн - Настанет день

Эней опустил другую руку и протянул ее Флэку, но тот отмахнулся и поднялся сам.

Эней перебросил мяч назад, Клещу Джо.

Флэк отряхнул брюки и встал возле мешка первой базы. Клещ Джо воззрился на него с питчерской горки.

— Что это вы делаете, сэр? — осведомился Эней Джеймс.

— А что такое? — спросил Флэк. Пожалуй, чересчур безмятежно.

— Просто удивляюсь, отчего вы еще здесь, сэр, — заметил Эней Джеймс.

— А где мне еще быть? Я на первой базе, парень, — объяснил Флэк.

У Энея Джеймса вдруг появилось на лице такое выражение, словно он пришел домой после четырнадцатичасовой смены и обнаружил, что кто-то спер у него диван.

«Господи, только не это», — подумал Рут.

— Вы в ауте, сэр.

— Что-что, парень? У меня был сэйф . [6] Сэйф — игровая ситуация, возникающая, когда бегущий достиг базы раньше мяча и захватил ее.

— У него был сэйф, черный. — Это произнес Эбби Уилсон, вдруг он оказался рядом с Рутом. — За милю было видать.

Подошли несколько цветных, стали спрашивать, почему задержка.

— Да вот он говорит, что у него сэйф, — сообщил Эней.

— Что? — От второй базы ленивой трусцой прибежал Кэмерон Морган. — Да ты дурочку корчишь!

— Придержи язык, парень.

— Что хочу, то и придерживаю.

— Вот, значит, как?

— Сдается мне, что так.

— У него был сэйф. С запасом.

— Этот парень в ауте, — тихо произнес Клещ Джо. — При всем моем уважении к вам, мистер Флэк, вы в ауте, сэр.

Флэк заложил руки за спину и подошел к Клещу Джо. Наклонив голову, сверху вниз уставился на него. Зачем-то потянул носом воздух.

— Думаешь, я встал на первую базу, потому что напутал? А?

— Нет, сэр, я так не думаю.

— А что же тогда, парень?

— Думаю, что вы в ауте, сэр.

Теперь уже все оказались на первой базе — по девять парней из каждой команды и еще те девять цветных, которые сели, когда началась новая игра.

Рут слышал слово «аут». И слово «сэйф». Опять и опять. «Парень», «черный», «негритос». А потом он услышал свое имя.

Он увидел, что Стаффи Макиннис смотрит на него и указывает на мешок.

— Милашка, ты стоял ближе всех. Скажи-ка нам, как по-твоему, был у Флэка сэйф?

Бейб никогда не видел столько сердитых негритянских физиономий в такой близости. Целых восемнадцать. Приплюснутые носы, бицепсы на руках и ногах железные, на коротко стриженных волосах — капли пота. Ему, вообще-то, нравились цветные, только вот ему не нравилось, как они на тебя иногда смотрят — будто знают про тебя что-то, но никогда не скажут. Быстро окинут тебя взглядом с ног до головы, а потом уставятся куда-то вдаль, рассеянно и печально.

Шесть лет назад в Главной бейсбольной лиге случилась первая забастовка. «Детройт Тайгерс» отказались играть, пока Бен Джонсон не отменит наказание Таю Коббу, которого отстранили от игры за избиение болельщика на трибуне. Болельщик был инвалид, вместо рук — культи, защититься нечем, но Кобб долго колотил его уже после того, как тот оказался на земле, пинал беднягу в лицо и ребра жесткими нашлепками на подошвах. Однако товарищи по команде, представьте себе, все-таки встали на сторону Кобба и начали бастовать, защищая парня, которого никто из них особенно не любил. Черт возьми, да Кобба вообще все ненавидели, но дело-то не в этом. Дело в том, что болельщик обозвал Кобба «полуниггером», а белого нельзя обозвать обиднее — разве что «ниггером».

Рут еще учился в школе-приюте, когда про это услышал, но он уже тогда отлично понял позицию «тигров». Можно трепаться с кем-нибудь из цветных, даже смеяться и шутить с ними, а ближе к Рождеству давать повышенные чаевые тем из них, с кем ты смеялся больше всего. Но живем мы в обществе белых, ставящем превыше всего семейные ценности, честный каждодневный труд. (И кстати сказать, что эти цветные делают здесь посреди рабочего дня?) Играют в мячик, а их близкие, может, умирают с голоду? Так или иначе, всегда лучше держаться своих, тех, с кем тебе до конца дней жить, кормиться и работать.

Рут не сводил глаз с мешка. Он не хотел знать, где Лютер, не хотел рисковать — вдруг поднимешь глаза и встретишься с ним взглядом.

— У него был сэйф, — произнес Рут.

Цветные как с цепи сорвались. Они кричали, указывая на мешок, они вопили «Чушь!», и так продолжалось некоторое время, а потом, словно услышав неразличимый для белых собачий свисток, они резко прекратили возмущаться. Тела их обмякли, плечи сгорбились, они смотрели сквозь Рута, точно он был прозрачный, и Клещ Джо проговорил: