Грегори Норминтон - Портрет призрака

— Это чтобы прикрыть твое нарядное платье?

— А, вот и kandeel 2.

Дигби и хозяин дома в молчании ждут, пока старый слуга наполняет кубки вином, от которого идет пар. В предвкушении рот Дигби заполняется слюной, но он берется за свой кубок с намеренной неторопливостью, небрежно кивнув в знак благодарности. Фредерик отступает (медленно, словно к собственной могиле), и вот горячий напиток с пряностями уже обжигает Дигби губы, катится вниз, приятно согревает внутренности… Наконец Дигби нарушает молчание:

— Не ожидал, верно?

— Да, — чересчур поспешно отвечает Натаниэль. — Столько лет прошло…

— Десять.

— Целых десять?

— Стой поры, как ты перестал мне писать, — девять.

Дигби кажется, будто его слова бьют в стены гостиной и отскакивают рикошетом. Натаниэль выпрямляется, словно принимая их в себя, но какое-то болезненное ощущение заставляет его выгнуть спину и поморщиться.

— Будут репрессалии, Натаниэль, ты и сам это понимаешь.

— После реставрации короля?

— Вряд ли он согласится жить в мире с убийцами собственного отца.

— Ну что ж, нам-то опасаться нечего.

Натаниэль поднимается со скрипучего стула и подходит к огню, невежливо повернувшись к Дигби спиной. Некоторое время он стоит в нерешительности, сжимая и разжимая кулаки. Наконец наклоняется за кочергой — и у Дигби все сжимается внутри. На какое-то мгновение ему кажется, что Натаниэль вот-вот ударит его. Но тяжелый темный прут зарывается в горящие поленья, взвихрив сноп бесполезных искр.

По-прежнему не оборачиваясь, Натаниэль спрашивает:

— Ты живешь все там же, в Дептфорде?

— В Лэмбете.

— А, ну конечно. Вернулся к прежнему занятию?

— Чем же еще я сейчас могу быть полезен людям?

Натаниэль вешает кочергу и оборачивается, вытирая руки о перед одежды.

— Верно, простым людям нужны аптекари, — говорит он. — И это делает их счастливее, чем твои дворяне, ведь те подчас рискуют головой, обращаясь к хирургу, который может оказаться сторонником «круглоголовых».

— О-о, — вздрогнув, отвечает Дигби, — они умрут вместе со мной.

— Но не от твоей руки.

— Но с моего ведома и позволения. И таких будет много. — Дигби осторожно отпивает еще вина с пряностями. — Там много хуже, чем в Лондоне. Люди теснятся, точно крысы на сухом пятачке посреди болота…

— Мне доводилось жить в Лэмбете.

— Я и забыл, — удивляется Дигби.

— Это было еще до того, как мы познакомились. Для меня тогда были тяжкие времена. Я не мог позволить себе жилье в переулке Сент-Мартин.

— Мне кажется, я встречал тебя в Лэмбете.

— Будь так, ты бы узнал меня.

Дигби проводит языком по губам.

— А теперь ты живешь в этом поместье?

— Я потерял брата; оно досталось мне в наследство. Не моими трудами мы здесь живем вполне прилично.

Возвращается Лиззи, приносит нарезанный хлеб и сочный окорок. Лицо Натаниэля по-прежнему скрыто в тени, но нет сомнения: он рад, что их прервали. У Дигби, в свою очередь, текут слюнки при виде мяса — по сравнению с тем, чем он обычно довольствуется, это настоящая роскошь. Тонкая кожица окорока сходит под ножом Лиззи. От вида еды, как и от вина с пряностями, он чувствует предвкушение и вместе с тем неловкость. Неумеренность влечет за собой немало последствий, и далеко не все из них можно поправить порошком для чистки рта или настоем можжевельника от зубной боли. Но голод оказывается превыше всего. Он ест торопливо, жадно; с каждым куском аппетит разгорается все сильнее; нижние зубы с хрустом трутся о верхние, а передние впиваются в толстый окорок. Полегче, напоминает он себе. Не надо показывать, насколько ты голоден.

— Зачем ты здесь, Томас?

Неужели Натаниэль нарочно задал этот вопрос именно сейчас, когда у него набит рот? Хочет поставить его в неловкое положение? Что ж, Дигби не спеша жует, обдумывая ответ.

— Хотел повидаться с тобой, Натаниэль.

— Но должно быть, есть и другая причина, кроме этой.

— Причин много… — Дигби ставит локти на стол и впивается зубами в еду. Он смотрит поверх окорока налицо Натаниэля, тщетно пытаясь понять его выражение. — Я не вижу тебя, Натаниэль.

— Извини.

К удивлению Дигби, хозяин дома тут же пересаживается, сводя на нет свое начальное преимущество. Неожиданно сердце Дигби сжимается от грусти, и он опускает глаза на собственные руки. Да, время изменило и его. Сумел бы он узнать Натаниэля, если б случайно встретил его на улице? Он чувствует на себе его пристальный взгляд, полный самодовольства. И исходящее от этого взгляда предостережение расползается в душе Дигби подобно сырому туману.