Сергей Бородин - Дмитрий Донской

Высоко текли над ним облака. Густо синело осеннее небо, и молодые деревья поднимали позолоченные крылья, словно готовые взлететь.

Скупо подкрашены киноварью верха серых стен. Узкой каймой расшиты у рязан рубахи. Чужеземца сторонятся — не в пример Москве. Недоверчивы, видно, много от чужих народов принято ими мук и обид.

Кирилл, любопытный до новых городов и обычаев, вникал во все. И лапти по-иному тут сплетены — лыко узко, а работа мелкая. И в холстину пускают синюю нитку — из такой полосатой холстины мужики портки носят. И волосом рязане рыжее, каштановой. И молодые каштаны стоят в городе. Любят тут сады садить, цветы растить. Телеги на базаре и те не как в Москве — покруглее, на ходу бойки.

Пошел по слободам, спрашивал людей, заговаривал. А люди, слыша его пришлую речь, отвечали сурово, неразговорчиво.

Только девушки, поблескивая карими глазами, ласково пересмеивались ему вослед, и Кирилл тихонько насмешливо пропел:

Девушки оробели и скрылись.

У Пронских ворот встретился неторопливый длинный обоз с припасами: боярам везли из вотчин урожай. Колеса глубоко проваливались в колеи; тощие лошади, напрягшись в хомутах, еле выволакивали возы в гору.

Один из мужиков долго бился над своей лошадью: колесо рассохлось, деревянный обруч лопнул, и телега застряла в глубокой колее; остервенев, мужик истрепал лычную плеть о лошадиный крестец. Конская кожа взмокла и побурела от ударов, а мужик все стегал лошадь, заставляя пересилить самое себя.

— Стой! — строго сказал Кирилл.

Мужик опустил плеть.

— А ежли б тя так хлестать, чтоб ты сдеял?

Вокруг них быстро собрался народ.

— Ух ты! — озлился мужик. — Я исконный рязан, а ты с Москвы назирать явился!

Кирилл угадал недружелюбное молчание народа.

— Не быть московской голове над Рязанью!

— А ежели у тебя своей головы нет?

— Слыхали?

— А чего слыхать, коли то на твоем коне видать.

— Мой конь. Захочу — убью сейчас! Мое право.

— Дурак, — ответил Кирилл.

Тотчас молчание людей переросло в рева.

— Учить нас!

— Москва нас срамить пришла.

— А что на него глядеть!

Кирилл обернулся к ним, улыбнулся и сказал:

— Дураки.

Но отвечать им не дал. Голос его вдруг стад тверд, как меч:

— Что стоит один час работы? Спрашиваю. Ну?

Кто-то, помявшись, крикнул ответ:

— Что стоит конь?

Тот же голос ответил. Остальные молча и выжидающе слушали.

— Вот и вышло, что мужик дурак. Конь его стоит во сто двадцать раз больше, чем час работы. А воз разгрузить, вывезти в гору да опять нагрузить за час можно. Можно?

Все молчали.

— Можно! Что лучше? Коня убивать али воз перегружать надо?

— Мой конь! — остервенел мужик. И теперь, ошалелый от внимания народа, кинулся на лошадь с бревном. Он ударил ее около морды, но рука сорвалась, и огромный влажный глаз коня испуганно заморгал ласковыми ресницами.

— То-то дурак!

— А не твое это дело! — крикнули Кириллу из толпы.

— Это-то? Мое! Не дам бить коня!

— Попробуй!

Мужики-возчики сгрудились вокруг товарища. Стали засучивать рукава.

Ярость ударила Кириллу в голову. Он сбежал к дороге, отхлестнул двоих, подвернувшихся под руку, и вырвал бревно из мужиковых рук, а мужика схватил за волосы и повернул так, что тот, взвыв, упал на живот. Пока еще никто не опомнился от удивления, Кирилл крикнул:

— Конь в бой ходит! Кони Рязани надобны! Без коня кто биться может?

Вопрос удивил всех. Кирилл без передыху закончил:

— Без коня войску не быть! А дурак всегда враг.

— Ну-ка, кто за коня, а кто за дурака?

Народ засмеялся.

— Оттого-то я вступился. Ну-ка, люд, поддавай!

И прежде чем подоспели ему на помощь, он крепким плечом уперся в задок воза, гикнул коню, и телега со скрипом и скрежетом вынырнула из рытвины.

Мужик опешил: материться ли ему, кланяться ли за помогу, но Кирилл уже отряхнул плечо и пошел. Перед ним дружелюбно расступились, и дело обернулось с гнева на милость:

— Ишь, Ольгово войско хвалил!

— Да он, может, и не москвитин.

— А это не Овдотьин ли племяш из Новагорода? Сказывали, нашелся.

— Не. Я человека этого примечал. Он в Нижнем кожами торгует. Оттоль прибыл.

— Скажешь! Он наш, рязанский, из Пронска воскобой.

Так Кирилл пошел по Рязани.

Дубовые толстостенные стояли, стена к стене, дома. Стоял за тыном княжой Олегов терем. На площади теснился торг. В кузнечном ряду ковали коней и мечи. Кирилл остановился, взглянул.