— Всех троих оставь после занятий, — распорядилась она. — Особенно присматривай за этим козлом.
Распоряжение было дано Адолят, моей покровительнице и заступнице. Она покорно поклонилась учительнице, а на меня бросила ободряющий взгляд.
Едва отинбуви удалилась, как девочки хором закричали:
— Козел! Козел!
Война из-за мяча обходилась мне дорого. Мало того, что меня оставляли после занятий, но и наградили позорным прозвищем. Не скоро оно отлипнет от меня. По своему небольшому жизненному опыту я знал, как цепко держатся насмешливые слова. Растерянный и огорченный, я стоял перед девчонками, не зная, что предпринять.
Спасла меня Адолят. Который уж раз. Видя, что все возбуждены и успокоить учениц так просто не удастся, она объявила «нон хурак» — обед. Волей-неволей дети покинули меня и, рассыпавшись, принялись за еду. Одна Хасият осталась. Она по-прежнему плакала, жалуясь на меня.
— Успокойся, Хасият! — кричали ей подружки. — Мы еще накажем этого козла.
Я мог не обратить на угрозу внимания, — подумаешь, пугают, в конце концов они девчонки, посмеют ли тронуть мальчишку! Однако я струхнул. Подруги обступили Хасият и стали шептаться. Дело принимало серьезный оборот. Видимо, все-таки свою угрозу девочки намерены выполнить. Как спасти себя? В тот день в школе я был один, без Адыла, он не то заболел, не то остался дома для какого-то дела. Значит, помощи не будет, надо рассчитывать только на себя. И еще на отинбуви. Показать ей свое исцарапанное лицо и просить защиты. Я уже хотел кинуться в дом, как увидел бегущих ко мне девчонок. Дружной стаей они набросились на меня и принялись колотить, своими кулачками по моей голове, плечам, спине.
— Будешь знать, как обижать девочек!
— А еще собираешься стать джигитом!
— Какой джигит, он девчонка. Разве джигиты отпускают кокиль?!
Кто-то дернул мою косичку, да так сильно, что слезы брызнули из моих глаз. Я пытался сопротивляться, махал руками, мотал головой, но атака была такой стремительной и такой дружной, что о контрнаступлении не могло быть и речи. Меня повалили на пол и осыпали ударами со всех сторон. Подобно стае ласточек, напавших на кота, девчонки общипывали меня и оклевывали. А я орал, призывая на помощь отинбуви и халфа-апу. Прибежала Адолят, моя верная заступница, и разогнала девчонок.
Я был спасен. Жалкое зрелище представляла моя одежда и мой кокиль после сражения. Адолят отряхнула пыль, переплела косичку, умыла мое лицо. Она всячески утешала меня, гладила по голове, по обида моя и жалость к самому себе были столь велики, что слезы не могли остановиться и лились в три ручья. Тогда халфа-апа сказала:
— Не плачь, иначе мама все узнает и накажет тебя. Лучше помолчи, тогда я отпущу моего братца вместе со всеми.
Обещание было соблазнительным, и я сразу смолк. Взял свои хлеб и принялся обедать. Время, предназначенное для «нон хурак», еще не истекло. Каждый утолил голод тем, что дали ему дома. Один жевали сушеный урюк и, добравшись до косточек, щелкали их зубами или раскалывали камнем. Косточки с хлебом были лакомством. Я и сейчас вспоминаю не без удовольствия вкус урюкового ядрышка, проглоченного вместе с куском лепешки. Другие ели сушеную дыню, с трудом отрывая от длинной и жесткой, словно ремень, желтой ленты мелкие кусочки.
После лепешек, урюка и дыни мы обычно бросались i; ведру с мутноватой арычной водой и, зачерпнув полную касу, утоляли жажду. Потом играли. Носились по двору с криками и визгом, плясали, кто умел, пели песни. Сегодня как раз девочки затеяли что-то похожее на хоровод. Может быть, нарочно, желая подразнить меня. Закатав рукава и подоткнув подолы за пояс, они, постукивая ножками, пели:
Песня жахида появилась,
Песня бестолковая появилась:
Зачем мне бархат тот.
Коль не но карману бархат тот.
Жахида — ху,
Жахида — ху,
Жахида! Жахида! Жахида!
Я слушал песню и думал, кончились ли мои несчастья не повторят ли девочки нападение. Мяч Хасият уже не интересовал меня, хотя он по-прежнему высоко взлетал и разноцветные круги очерчивались в воздухе. Знал бы, чем все кончится, не взглянул бы даже на него. Тревога не покидала меня в течение обеда, вдруг песня смолкнет и ватага кинется к террасе, где я приютился со своей лепешкой.
Наконец «нон-хурак» прервала Адолят и позвала всех на занятия. Мы расселись. Загудели голоса. Каждый повторял свое. Кто читал «Хафтияк», кто «Чор-китоб», кто «Су-Фн алайер». Громче всех звенел голос Хасият. Мне казалось, что она хочет перекричать меня.
Читать дальше