Олег Ерохин - Гладиаторы

После того, как Толстый Мамерк, зачитав списки, велел продолжать занятия, египтянин подошел к Марку и тихо сказал:

— Жирную свинью, нашего почтенного хозяина, видать, до отвала накормили желудями, раз он разрешил сломать такой дубок, как ты. Ведь этот Тротон — сущий Марс, он провел намного больше сражений, чем ты — дней в нашей чудесной школе, и всегда побеждал… Проклятое ремесло гладиатора! Тебя тащут на арену, а на арене, чтобы не стать бараном, которого приволокли на заклание, надо самому становиться мясником!.. И при этом еще находятся простаки, которые сами идут в гладиаторы!

— Я здесь такой же доброволец, как и ты, как и все мы. Ценой своей крови я купил жизнь своему отцу и сестре. И я не мясник я ведь тоже могу быть убит, но я не безропотное животное — я не дам себя убить, — грустно ответил молодой римлянин.

— Хотел бы я в этом убедиться, когда тебя сведут на арене с Тротоном, — хмуро улыбнулся египтянин. — Сила в нем исполинская‚ вот он — настоящий мясник, и еще никому не удалось дать повод в этом усомниться. Мне много раз приходилось наблюдать, как он сражается, и вот что я тебе скажу: одолеть Тротона можно разве что хитростью. Не надейся поразить его в бою, старайся лишь сам защищаться. Улучив момент, притворись тяжелораненым. Когда Тротон видит перед собой не противника, а жертву, он как-то медлит, наслаждаясь ее беспомощностью, прежде чем нанести последний удар. Тогда — атакуй!.. Но помни — так провести его можно будет только один раз.

В это время послышался рев трубы, означающий продолжение занятий. Напоследок Сарт пообещал Марку показать вечером несколько способов защиты от меча Тротона, по его мнению наилучших, и друзья разошлись по своим центуриям.

Когда наступили ноябрьские ноны [29] Ноябрьские ноны — пятое ноября. , в Риме начались Плебейские игры. Они давались в честь Юпитера, длились тринадцать дней и проходили ежегодно.

В этом году торжества, по приказанию Калигулы‚ проводились с особой пышностью. На деньги, которые налоги отняли у всех, а он — у богатых, император устроил великолепные зрелища и раздачи подарков, чтобы вызвать восхищение и признательность многих, хотя бы и ценой ненависти немногих. Ведь голодному все равно, кто его накормит, лишь бы наесться.

Город обходили пышные процессии, во всех театрах с восхода солнца и до заката шли представления, в цирке Фламиния ежедневно делалось по тридцать заездов. Но самое желанное для римлян развлечение ожидало их в последний день плебейских игр — в амфитеатре Статилия Гавра, что на Марсовом поле, император устраивал гладиаторские бои.

В пятнадцатый день до декабрьских календ [30] Пятнадцатый день до декабрьских календ — семнадцатое ноября. — последний день плебейских игр — туда потекли толпы народа, жаждущие поглазеть на столь увлекательное зрелище. Сенаторы занимали места на оппидиуме‚ всадники — в отведенных для них первых четырнадцати рядах, остальные — в зависимости от проявленной поспешности и толщины кошелька (лучшие места продавали тем, которые пришли раньше всех, специально придя раньше всех). К трем часам дня амфитеатр был полон, но представление не начинали, ожидая прибытия императора.

Когда, наконец, появился Калигула, одетый в пурпурную‚ расшитую золотыми листьями тогу триумфатора, трибуны разразились аплодисментами и криками приветствия. В это время Калигуле было всего лишь двадцать семь лет, однако злодейства, которые он совершил, лишили его внешность привлекательности, свойственной молодости, приведя ее в соответствие со своей многочисленностью.

Кожа императора была слишком бледной, ноги — слишком тонкими, живот — слишком большим. Впалые виски, горящие безумием глаза, оттопыренные губы делали его лицо отталкивающим, гнусность совершенных им преступлений — отвратительным, а легкость, с которою он их совершал, — пугающим.

Калигулу сопровождали всадники Сергий Катул и Гней Фабий, а также актер Мнестер, своими ужимками веселивший императора.

Гней Фабий, угрюмый медлительный человек плотного телосложения, выполнял обязанности претора [31] Претор — должностное лицо, отправляющее правосудие. . Когда в Калигуле жадность перевешивала злобу к намеченной жертве, то вместо быстрой расправы назначалось «тщательное» расследование, причем дела об оскорблении величия направлялись именно к Гнею Фабию. Допрашивая и пытая, он исхитрялся значительно увеличивать число обвиняемых, увеличивая тем самым и количество имущества, которое подлежало конфискации после их осуждения раболепным судом. Беспощадность, с которой Гней Фабий отправлял правосудие, снискала ему расположение императора.