Иосиф Кантор - Ной. Всемирный потоп

Пребывание в яме не угнетало Ноя и не лишало его бодрости духа. Он знал, что оно будет недолгим и закончится тем, что и он, и сыновья его продолжат строить Ковчег. Иначе и быть не может, ведь сказал Господь: «С тобою будет у Меня договор, что Я беру тебя под свое покровительство. Ты войдешь в ковчег – с сыновьями, женой и женами сыновей…». Раз сказал Он, так и будет, ибо нет воли, сильнее, чем воля Его. А яма – это ненадолго, яма – это напоминание о том, что в жизни надо быть готовым ко всему – и к хорошему, и к плохому. Высший промысел неисповедим, но всегда должно принимать его без ропота и сомнения.

«Или то – предостережение одному из нас?! – вдруг ужаснулся Ной. – Не всем, но одному говорит Господь: «опомнись и раскайся», а остальным троим должно быть рядом, чтобы поддержать грешника в его благих намерениях? Я сижу – и радуюсь тому, что сыновья мои стоят по бокам от меня. Мне хорошо от этого, но тому, кто готовится встать на трудный путь покаяния от поддержки родных, стократ лучше!».

Дождавшись, пока Хам закончит очередной рассказ, Ной сказал:

– Дети мои, Сим, Хам и Иафет! Яма, в которой мы находимся, есть напоминание свыше о том, что каждый из нас, вольно или невольно, творил дурное. Не правитель, который смешон в своем ничтожестве, хоть и тщится доказать обратное, отправил нас сюда. Нас отправил Всевышний, чтобы мы подумали о грехах своих, осознали их, покаялись и впредь уже не грешили! Мы не можем войти в Ковчег, не очистившись от грехов наших, ибо только раскаяние ведет к спасению. Так давайте же покаемся перед Господом нашим и друг перед другом! Я старше вас, и я начну первым…

– Отец! – перебил Ноя Иафет, и это было удивительнее удивительного, потому что никто не мог ожидать от Иафета, чтобы он перебил отца, когда тот говорит о важном. – Ты прав отец! Но я не готов каяться перед вами! Только перед Господом намерен я сделать это, но не перед кем-то из людей, пусть даже то будут отец мой и братья! Прости меня за это, отец, и за то, что встрял поперек твоего слова, тоже прости меня! И ты, Сим, прости меня! И ты, Хам, прости!

Сказав это, Иафет умолк, опустил голову и не смотрел ни на кого.

Ной от удивления лишился дара речи. С Симом и Хамом тоже произошло нечто подобное, потому что они не произнесли ни слова, только переводили взгляды с Ноя на Иафета и обратно. Ной еще мог ожидать подобного высказывания от Хама, но чтобы Иафет не захотел покаяться при отце и братьях! Иафет! Человек, у которого самым большим грехом было то, что другие и за грех не считали! Иафет! Сын, которого ставили в пример прочим! Что мог сделать Иафет такого, о чем нельзя рассказать самым близким людям? Забыл помолиться перед сном или спросонья повысил голос на жену свою, Шеву?

Смятение овладело Ноем, и не знал он, как поступить ему – настаивать ли на своем или согласиться с Иафетом. Лучше, наверное, уступить…

– Будь по-твоему, Иафет! – сказал Ной, когда язык снова начал повиноваться ему. – Покаемся перед Господом нашим! Прямо сейчас, не будем терять времени попусту, и так потеряли много!..

Повеление правителя отпустить Ноя и его сыновей удивило старосту Сеха. Никогда еще на его памяти правитель не смягчался по отношению к узникам. «Неужели правитель заразился безумием Ноя? – гадал Сех, глядя вслед удаляющемуся гонцу. – Не может быть – Ной стоял так далеко от повозки правителя! Но что тогда? И нет ли в этом какого-то ущерба для меня?».

Ущерб мог случиться – если сегодня Я вал решил выпустить Ноя, то почему бы завтра не сделать его старостой? На всякий случай, Сех лично явился освобождать узников и был вежлив и предупредителен с ними. Даже велел стражнику принести воды для омовения. Сандалии размокли в зловонной жиже, пропитавшись ее зловонием, и отвратительно хлюпали, поэтому Ной с сыновьями бросили их и пошли домой босиком.

Было очень приятно идти по прохладной, еще не нагретой солнцем, земле (освободили их рано утром) и дышать полной грудью.

– Как прекрасен Божий мир! – вырвалось у Иафета.

– Каким он станет? – добавил Сим.

– Без таких гнусных людей, как наш правитель и его прихвостни, мир станет только лучше! – сказал Хам и многозначительно посмотрел на отца, как будто искал поддержки.

– Никогда не радуйся ничьей гибели, сын мой, – сказал Ной.

– Я вижу, что ты в печали, отец, – сказал Сим. – Почему так? Когда стражники вели нас в эту мерзкую яму, ты не был печальным. Или ты притворялся, чтобы вселить в нас бодрость и укрепить дух наш?