Михаил Ишков - Адриан. Золотой полдень

Ему не надо ничего повторять дважды. Мы прогуливаемся, и он на ходу постигает, что мир конечен и шарообразен, потому что для движения такой вид удобнее всего (так, по крайней мере, утверждает, Посидоний). Я рассказываю ему о пустой беспредельности, которая окружает мир — она бестелесна, ведь бестелесно то, что может быть заполнено телом, но не заполнено. Мальчишка в ответ задает вопрос — бестелесно ли время?

Каково?

В этих беседах нередко принимает участия цезарь, которому, по — видимому, интересно следить за ходом моих рассуждений. С другой стороны, он, возможно, опасается, как бы я не сказал ничего лишнего о причине мира, его создателе и движителе, которого, как мне кажется, следует поместить за пределы бестелесного. Адриан напрасно беспокоится, я дал слово и не пытаюсь нарушить его. Всему свое время, святой отец — если мальчишка спросит, я отвечу. Я обязательно отвечу, будет ли рядом император или нет.

Но мальчик не спрашивает! Святой отец, поверишь ли, он настолько деликатен, что не спрашивает!.. Ему, как мне кажется, от рождения известно, как был создан мир и человек, и ради чего явился на землю Спаситель.

По ночам я молюсь за сына Тимофеи, мне страшно за него. Мне страшно, что его положение при цезаре с каждым днем ухудшается. И все по причине гнусного слуха, будто император собирается усыновить мальчика. В этом случае, утверждают злые языки, Антиной несомненно станет наследником. Многие пропитались этой подлой вестью и стараются заслужить его доверие. Знаешь, что по поводу этих льстивых людей сказал сам Антиной.

— Цезарь никогда не усыновит меня, ведь я не римлянин, и на то нет разрешения Вселенского Разума, который более печется о соблюдении порядка, чем о судьбе какого‑то сироты.

Минуты печали у нас нередки, мы спасемся лицезрением природы. По ночам считаем звезды и находим это занятие возвышенным и полезным, ибо то, что в силах человеческих — так утверждает Адриан — должно быть исполнено. Поверишь ли, я, старый человек, поддался на искушение и вместе со своим воспитанником и цезарем совершил восхождение на здешнюю вершину. Там мы встретили восход. Это чудесное природное явление, от его божественной красоты замирает сердце.

Скоро цезарь вернется в Рим, тогда увидимся, и я подробно расскажу о том, какие встречи были у меня здесь. Не буду утверждать, что мы полностью нашли общий язык, однако наши друзья готовы послать в Рим человека, которого намерены поставить пастырем, чтобы ты и наши старцы взглянули на него, поговорили с ним. Мы единодушно решили, что такого порядка полезно придерживаться и в будущем. Теперь слово и дело за Антиохией. Потом Эфес и Византий».

* * *

Зия и Эвтерм при встрече обрадовались друг другу, как дети. В проходе между атриумом и хозяйственным двориком собрались домочадцы. День не по — осеннему теплый, и Постумию Лонгу в кресле вынесли в атриум. Старушка совсем ссохлась, но дышала бодро. У нее даже хватило сил протянуть вольноотпущеннику руку. Тот поцеловал ее и с удивлением отметил, что в руке еще сохранилась сила.

— А ты как думал, Эвтерм! — укорила его Постумия. — Я еще жива. Рада бы в могилу, но за Бебием пригляд нужен. Мне пишут, что он загулял в Сирии. Придется тебе, Эвтерм, съездить в Азию. Присмотри за ним, в случае чего привезешь домой. Я не могу долго ждать.

— Я на службе, матушка. Отпустит ли меня император?

— Я прикажу написать Вибии Сабине, она похлопочет.

Ночью, в постели, Зия потребовала, чтобы Эвтерм рассказал ей «все — все, насчет того, каким образом Адриан хочет усыновить Антиноя».

— Кто тебе сказал? — испугался Эвтерм.

— В Городе только и говорят об этом. Анний Вер заходил к нам с внуком, маленьким Марком, интересовался нет ли от тебя вестей, а если есть, то о чем? Хитрюга. Спрашивал бы у своей Фаустины, ведь она родная сестра Сабины. Сама Вибия Сабина, знаешь, какую штуку выкинула?

Зия рассмеялась.

— Светоний Транквилл и Сентиций Клар утверждают, что она пригрозила устроить цезарю публичный скандал, если тот осмелится породниться с безродным щенком. В городе только и говорят об этом неслыханном сумасбродстве.

Она пожала плечами.

— Чему собственно римляне удивляются? Один назначил сенатором своего коня, другой поджег Рим. Адриан, по крайней мере, печется о благе государства.

Эвтерм задумался, потом спросил.

— Не понимаю, причем здесь Транквилл и Клар?

— Ты ничего не знаешь? — обрадовалась Зия. — Они не вылезают из личных помещений Сабины. Впрочем, меня это не касается.