Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Мальчик тут же неподалеку от статуи, изображавшей его отца в позе углубленного размышления — правая нога в гигантской сандалии чуть выдвинута вперед, левая рука заложена за край тоги, лицо мрачное, — неловко попытался встать на руки. Не удержался, дрыгнул ногами и упал на бок.

Засмеялся.

Ларций тоже, однако улыбка получилась какая‑то скомканная, жалкая.

Ему было очень не по себе.

Впервые встретившись с таким отъявленным, изощренным живодером, каким показал себя Регул, Ларций внезапно до озноба ощутил, насколько слаб он в борьбе с подобным противником. Регул подавляюще превосходил его хваткой. Не зря Плиний Младший настаивал: «Регул — это сила! Если он чем‑то захвачен, чего только не сделает!.. Если бы эту силу — иначе как назвать подобную целеустремленность — он обратил на хорошее, сколько добра мог бы сделать! Хорошие люди, правда, слабее дурных и как невежество ведет за собой дерзость, а размышления — медлительность, так и честную душу сдерживает совестливость, а негодяй крепнет от своей дерзости. Пример — Регул. Грудь слабая, произношение неясное, язык заплетающийся, соображение медленное — медленное, памяти никакой. Одним словом, ничего, кроме бешеного нрава, но бесстыдством и этим самым неистовством он добился того, что считается оратором. Один из моих друзей чудесно, говоря о нем, перевернул катоново определение оратора: «оратор — это плохой человек, не умеющий говорить». Клянусь Геркулесом, он прав».

Ларций не мог отделаться от мысли, что Регул овладел жизнью как усадьбой Блеза, а рабов калечил для того, чтобы на их фоне особенно впечатляюще выглядели его статуи. В юности, ступая на стезю общественного обвинителя и стража престола, он пытался выцыганить у судьбы дешевенький легат. Когда же фортуна устала воевать с этим напористым, никогда не испытывающим смущение адвокатом, и решила отделаться от него толикой удачи, он тут же оседлал судьбу. Погнал лихо, с посвистом.

Регул расставил по Риму свои метки, которые выпирали из каждого угла, как статуи в его аидовом парке. Истина открылась Ларцию сразу, бесхитростная, жеванная — пережеванная — один на один против Регула ему не устоять. Он не спешил придавить Лонгов только потому, что у него было множество других подобных дел, к тому же Регул бы уверен — Лонги никуда не денутся, рано или поздно и до них дойдет очередь.

Где же искать помощников?

Ларций уже пытался обратиться к сильным мира сего, они наградили его полезными советами. Один предложил заниматься гимнастикой, другой жевать по утрам и вечерам репу. Так же доброжелательно и невозмутимо вело себя и государство, эта огромная и мощная машина. Считала ли власть себя обязанной подсобить Ларцию?

Куда там!

Государство только и знало, что требовать от Лонга крови, денег, героизма, энтузиазма и лярвы знают чего еще. Что же взамен?

Ни — че — го — шень — ки.

Значит, сдаться?

Он вновь жалко улыбнулся.

Выбора не было. В конце концов, Волусия хотя бы хорошенькая, а то с Регула станется — мог бы подсунуть ему какую‑нибудь уродину, тогда пришлось бы тащить этот хомут до погребального костра. Ларций почему‑то сразу и напрочь уверился, что Волусию ему подсунули. Столкновение в Субуре подстроили. Хотелось выть, но поможет ли вой? Боги, покровитель Геркулес, куда вы смотрите?! Даже в женитьбе он оказался неволен и должен плясать под дудку Регула. У него допытывались насчет Траяна — хорош ли испанец, не станет ли он тираном? В окружении таких, как Регул, кто устоит? Покажите мне такого человека! Он должен быть выкован из железа.

Выходит, вся его жизнь — это бесконечное восхищение очередным нероном, домицианом, траяном, которым он по определению обязан восторгаться и отписывать им свое имущество, а те в свою очередь вольны делать с ним все, что им заблагорассудится. И то ладно, только не оставляйте один на один с Регулом.

Напрасные надежды! У них другие заботы.

Он отвернулся. Регул не торопил, деликатно дожидался ответа. Мальчик тронул его за рукав.

— У вас что‑то болит? — спросил он. — Может, приказать принести воды?

Какой хороший, заботливый мальчишка! Занимается гимнастикой, разучивает стойку на руках. Мечтает пойти служить в армию. Обратил внимание на чужую боль. Везет же старому пню — и сына ему боги подарили! Хорошего, заботливого мальчика.

Он вытер слезы, выступившие из глаз, глянул на. Эвтерма. Тот в присутствии господ, властелинов мира, доблестных римлян, стоял как каменный.