Анита Фрэй: Монахиня Адель из Ада

Вскоре свет сделался ярче, словно за стенами разбушевалось пламя. Образовалась немыслимая жара. Но потом стало прохладнее, а затем и вовсе холодно — как на улице. Всё это время юнец что-то говорил на своём языке. Пётр не отвечал. А даже если и хотел бы ответить… Образование, полученное от церковных дьяков, плохо владевших даже русским языком, не располагало к беседам с иностранцами.

Внезапно провожатый свернул в узкую сыроватую нору. Мозаики там не было, а были влажные глиняные стены. И много покосившихся дверей. Отворив одну из них, благородный юноша, с поклоном, жестом пригласил Петра войти. Тот послушался.

В интерьере действительно была баба, одетая в холщовый балахон, подвязанный бечёвкой. В недевичьем возрасте. Бедристая, пузатая, щекастая и… лысоватая. Повернувшись к вошедшим, она обнаружила ещё одно свойство — крайнюю мужиковатость. И низким голосом заговорила — так же, как и благородный юноша, по-тарабарски. Очень быстро и очень чётко, пьяные так не разговаривают.

Юнец потупился, виновато закивал. И вдруг, начисто забыв про брудершафт, умчался. Прочь! Стук его высоких каблуков стих через минуту.

— С прибытием, Пётр Алексеевич, — сказала баба, уже по-русски.

Пётр расхохотался — в силу юмора, полученного при рождении.

— Какие образованные женщины в Европе!

Баба улыбнулась, весьма кокетливо.

— Я не женщина, но к делу сие не относится…

— И каково же дело? — не унимался царь. Он был настроен на веселье, а не на дела. Однако посерьёзнел, когда узнал, что его пригласили на приём к подземному владыке. Не к Люциферу, который самый главный и обитает гораздо ниже, у самого ядра земли, а к одному из его наместников, который отвечает за территории, примыкающие к острову. И что эти территории надобно скорей расширить и застроить величественными дворцами, пока другие болотные владыки до такого не додумались.

— Хотел шведам поручить, да малочисленны они, кишка тонка.

Так и сказал женоподобный начальник: кишка тонка, ибо русский знал в совершенстве. Сколько ещё языков знал владыка, спрашивать было неудобно. Вместо этого Пётр осведомился:

— Кто тот юноша?

— Который?

— Который так стремительно удрал, не выпив со мной брудершафту.

— Это новый шведский король. Он боится, что ты можешь не согласиться, и ему придётся искать нового царя, охочего…

— Охочего дворцы строить? Я свой собственный дворец сызмальства мечтал иметь, много дворцов, и свой огород с фонтанами — не хуже версальского!

— Мечты наши совпали, — улыбнулся холщовый толстяк. — По примеру Парижа и я намеревался новую столицу делать — на территориях, отведенных мне хозяином…

Каким хозяином, и так понятно, подумал Пётр, а вот…

— А революции там будут? Хочу, чтобы всё как в Париже!

— Будут-будут, всё будет, — заверил владыка. — Но не всё сразу. Для революций зависть великая нужна, а у нас с тобой пока даже дворцов ещё не понастроено. Откуда зависть возмётся? Её обычно много там, где дворцы.

Далее царю пришлось узнать подробно о тайных планах подземного владыки.

— Болото с дворцами — ещё не всё, даже не полдела. А вот ежели оно империей окружено — в столицу всякие люди приедут, денег навезут, товару… Главное — тягу поддерживать…

Что такое тяга, Пётр узнал попозже, уже в сугубо военной обстановке, а пока только контракт читал. Читал и перечитывал. И одобрительно кивал.

— Ну как, договорились? — почти заискивающе спросил пухляк, неожиданно перейдя на «вы». — Многих талантов вы человек, Пётр Алексеевич, но наипаче вы дипломат, наслышан о вас, наслышан. Ах, какой дипломат!..

Иностранные слова были слабостью царя. Это и решило дело — поставил свою подпись. Кровью.

Прощаясь, холщовый владыка дал ценное напутствие.

— Несмотря на всю щедрость хозяина, советую не тратить драгоценую тягу попусту. Меня на мой пост привела рачительность, а вы думали что?

Пётр в ответ только кивал. Какой-нибудь современный царь спросил бы:

— Так вы выиграли тендер на местное подземное правление и расширение наземных территорий?

Но Пётр только двигал шеей с невыразительным кадыком. Тут опять же виноваты дьяки, не научившие его бойко разговаривать. Как шустрый юноша, сбежавший и не выпивший с ним брудершафту.

При первой же военной оказии, узрел Пётр снова того юнца, что хитростью заманил его в подземелье. Шведский король изображал грозного противника, да и русскому царю пришлось делать то же самое — согласно контракту. По контракту надо было целых двадцать лет поляков мучить, немцев обижать и прочих всяких там — земли у них отбирать. Владыкина тяга зело помогала земли притягивать. Бои шли легко, без особых усилий. Нет, героизм, конечно, был. И слёзы были. Мазепиных слёз Петру было очень жаль, очень. Не известили его, что ли, шведы о контракте? Хотя, кто его, такого старого, будет нянчить, всё равно не дожил бы до конца войны. То ли дело шведский юноша — геройски памятник заслужил, хоть и потерпел поражение. В центре Стокгольма до сих пор стоит тот памятник. Шведы очень благодарны Карлу Двенадцатому, избавившему их от лишней головной боли — от обязанности тягу регулировать. А невежды думают, что они просто любят всех сопляков и неудачников, что слишком добрые они, шведы.