Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша

Расправившись со стариком, Бау и Гула попытались представить дело так, будто Закир задумал отделиться от Ассирии, и только их бдительность помешала предательству. В покаянном письме Бау утверждал, что далее терпеть измену ему не позволяла совесть, а также любовь к великому царю, ведь он его верный раб и готов выполнить любое его повеление. Бау клялся, что приложит все силы, чтобы удержать жителей Вавилона от предполагаемого бунта.

Все уверения узурпатора оказались тщетны. Шами лично возглавила поход против мятежников, ждать от нее пощады ни Бау, ни Гуле не приходилось. Нового царя скрутили свои же придворные, Гуле удалось скрыться. Поиски ведьмы оказались напрасными, однако все, кто был более — менее причастен к царскому дому, были уверены — она спряталась в городе. Стоит ей покинуть Вавилон, ее сразу схватят, ведь такой колоритной женщине трудно скрыть свои уродства.

Как только ассирийское войско вошло в священный город, Сарсехим и Ардис, лично с сыновьями и внуками охранявший дом, перевели дух. Стоило Гуле прознать, где скрываются дети Шаммурамат, и исход мятежа мог оказаться иным.

Бау судили и с помпой, под пение флейт и бой барабанов водрузили на кол. Что касается Гулы, Шами отомстила сестре с истинно царским размахом. Требование Ардиса не останавливать поиски ведьмы, она отвергла.

— Пустое, Ардис.

Год царица провела в родном городе, и за это время Вавилон украсился новой системой канализации, ирригационными каналами, а также необычными садами {23} , дававшими густую тень и создававшими прохладу в самый жаркий полдень. Деревья посадили на насыпных, обращенных друг к другу террасах. На самой высокой — финиковые пальмы, ведь они более других растений любят солнце, ниже плодоносили яблони, груши, фисташковые деревья, еще ниже, на уровне земли, был разбит пруд, где жили священные рыбы. Секрет был в том, что вода, подаваемая на верхний уровень, увлажняя воздух и навевая прохладу, водопадами сбегала вниз.

Это чудо она воздвигла в честь своих детей, но об этом знали только Ардис и Сарсехим.

Не менее щедрый подарок она сделала и своей сестре.

На площади перед царским дворцом была установлена громадная, золотая чаша [30].

Намек был слишком прозрачен, чтобы не восхититься местью, с помощью которой царица Ассирии расправилась с Гулой. Золотая чаша Шаммурамат, вознесенная на пьедестал и напоминавшая очертаниями то, что составляло ее женскую тайну, ее радость и горе, прославилась на весь свет и доставила царице много ликований благодарных вавилонян.

Кто теперь посмел бы назвать скифянку «дырявой чашкой»! Такое искусное сооружение могло укротить любого смертного или, наоборот, довести до умопомешательства, не принуждая других ни к поиску, ни к расправе над той, кто сжился с завистью и злобой.

Пусть Гула любуется на золотую чашу и сама казнит себя.

Перед отъездом из Вавилона царица тайком взглянула на детей, которых привел в чудесные сады на прогулку один из внуков Ардиса. В тот же день о чем-то догадавшаяся Нана — силим попросила наставника рассказать новую сказку.

— Какую, родная? — мимоходом поинтересовался евнух.

— О дочери богини, которую спасли голуби. О щедрой Иштар, которая кормила сироту своим молоком, пока добрый пастух не нашел ее в пустыне и не вырастил как собственную дочь.

Сарсехим схватился за голову.

— Кто наплел тебе подобную чушь?!

— Дядя Ардис. Он сказал, что только краем уха слыхал, как ты рассказывал эту сказку его внукам. Почему ты всегда скрываешь от нас самое интересное?

Сарсехим, справившись с замешательством, пообещал поведать историю, которая случилась давным — давно, в волшебной стране Сирии.

Проводив девочку, он проклял себя за беспечность, за низкое желание запечатлеть свое имя на глине, наподобие древнего заклинателя Син — лике — уннинни, рассказавшего миру о похождениях Гильгамеша. Это был повод крепко задуматься о смысле и цели написания письменных знаков {24} . Тому же Син — лике никогда бы в голову не пришло выдавить свое имя на священных табличках. Это потомки, оценив сделанное заклинателем, запечатлели его имя в летописях.

Если времена изменились, если человеческий эгоизм, соединенный с жаждой наживы, теряет последние остатки человечности, все равно подло писать правду, зная, что она может принести горе его воспитанникам. Внутренний гений охотно согласился с ним — нет смысла оставлять следы на мягкой глине, если в них, хотя бы каплей или намеком, будет посеяно зло. Подлинная история Шаммурамат была под запретом, поэтому он рассказал детям другую сказку.