Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение

Михель занял иную позицию. Он всё время подчеркивал, что деятельность дабендорфских штабов противоречит воле Гитлера, а потому он вынужден принять меры против лиц, опекающих русских. Хотя так называемое Открытое письмо Власова утверждено Йодлем, нет никаких сомнений, что содержащиеся в нем обещания нельзя принимать всерьёз. Дабендорф превратился гнездо конспираторов и пристанище антинемецких элементов. Давно пора его прикрыть.

Я возражал и предостерегал, что обман добровольцев не приведет ни к чему хорошему. Интересно, что этот последний разговор с Гельмихом и Михелем происходил, когда мы уже покинули служебное помещение, – прямо на улице, среди парижского уличного движения. Прощаясь, Гельмих посоветовал мне продумать его слова о солдатском подчинении и сказал что-то доброе, чтобы меня успокоить.

Контрастом к ограниченному образу мыслей обоих этих моих собеседников были слова Зыкова, сказанные им в тот же вечер во время прогулки по старинным кварталам Парижа. В узком переулке, глядя на постройки времен ancien геgime, он заметил:

– Смотрите-ка, Вильфрид Карлович, здесь могли бы сейчас появиться три мушкетера или загадочная карета с придворной дамой. Я никогда не бывал в Париже, и всё же я чувствую в этот первый вечер здесь, что я уже его давно знаю. Это потому, что мы, как и вы, – европейцы. Мы принадлежим Европе, Европа – наша общая духовная родина.

Идея европейской семьи народов завладела мыслями сотрудников Власова. Она же толкала их на пути, опасные, при существовавших тогда отношениях, как для них самих, так и для поддерживавших их немцев. Так, Зыков не побоялся установить в Праге связь с сотрудниками бывшего чехословацкого Генерального штаба, причем, конечно, не было допущено ничего, что могло бы создать впечатление заговора против Германии. В Югославии также были установлены контакты с кругами сторонников идеи сообщества европейских народов.

Как уже было отмечено, добровольческие части были направлены и в Италию, Данию, Норвегию. Надо было посылать и туда инспекторов из Дабендорфа. Но в этих странах трудности были не так велики, как во Франции. В частности, отрадным моментом в поездке генерала Трухина в Италию был его доклад у фельдмаршала Кессельринга. Кессельринг проявил полное понимание установок русского руководства Дабендорфа и русских частей. Хотя он также не мог ничего сделать для решительного изменения положения, но некоторое облегчение этот доклад все же принес. В Дании и Норвегии работа инспекторов, опекавших русские части, проходила без помех.

Тех, кто опекал оставшиеся на восточном фронте части, поддерживали, особенно из Риги, не только воинские учреждения, но и многие здравомыслящие лица, действовавшие по собственной инициативе (например, доктор Капп из генерального комиссариата Латвии, генерал войск СС Шредер и другие). Полезными оказались также связи Фрёлиха с авторитетными представителями латышской общественности.

1 января 1944 года генерал Гельмих был заменен генералом-от-кавалерии и бывшим германским военным атташе в Москве Кёстрингом. Одновременно наименование «генерал восточных войск» было изменено на «генерал добровольческих частей». Нам казалось, что в ОКХ пытаются оживить идею Рённе, поддержанную Геленом, о необходимости «политического ведения войны».

Штауфенберг, оправившись от полученного в Африке тяжелого ранения, вернулся к штабной работе в Общем управлении сухопутных сил и с большой энергией выступал во всех имевших к этому отношение штабах в пользу добровольческих частей (он их называл своим «больным ребенком»). Он же добивался и назначения Кёстринга.

Кёстринг родился в России, там же учился, и потому русский язык был для него вторым родным. Успешно прослужив позднее много лет в качестве военного атташе на «своей русской родине», он отлично знал психологию русских людей. Вполне закономерно, что Кёстринг пользовался большим уважением среди руководящих кадров советских вооруженных сил и что некоторые видные советские генералы были его друзьями.

Кёстринг до войны предупреждал Берлин, что, несмотря на чистку в Красной армии, боеспособность ее нельзя недооценивать. Он отмечал рост советской военной промышленности. Он не был согласен с Гитлером, что Советский Союз собирается напасть на Третий рейх: Кёстринг знал Россию достаточно хорошо, чтобы видеть, что Сталин стремится к мировой революции, но ему так же хорошо был известен классический советский рецепт, по которому капиталистические страны должны сначала перегрызть глотку друг другу, а потом упасть, как спелый плод, в руки Кремля.