Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение

Так как Отдел пропаганды могущественного Верховного командования вооруженных сил не располагал автомашиной, которой могли бы пользоваться мы, «маленькие люди», нам приходилось прибегать к общественному транспорту. Саженного роста генерал, в штатской одежде, и я как его сопровождающий отправлялись, по возможности незаметно, на посещения лагерей военнопленных, а также иногда в кафе и на прогулки по паркам. Во время одной из таких прогулок Власов сказал:

– Видите, Вильфрид Карлович, вот чего я понять не могу. Вот тут, в Тиргартене, люди кормят птиц и кошек, относятся к ним с любовью, а в лагерях оставляют военнопленных умирать с голоду. И это те же немцы делают – и то, и другое.

Узнавая ближе условия жизни в Германии, он излагал мне свои соображения:

– Немцы – прилежный, трудолюбивый и способный народ; они скромны и бережливы. Вы делаете всё для семьи и дома. Я верю, что немцы охотно работают. Но в ходе вашей истории вас преследует рок: появляются императоры, вожди – и всё летит. Разве это не так? И немцы начинают всё сначала, и работают, как волы, чтобы снова добиться благосостояния. Это сделало их мелочными и завистливыми. Национал-социалисты объявляют теперь немца «сверхчеловеком», но мне кажется, ему недостает того аристократизма, который в России считался непременным признаком подлинного барства. Мне жаль немцев, но именно так я их вижу. И мне это многое объясняет.

При наших посещениях лагерей военнопленных мы видели, что настроение было подавленное. Советские генералы, в большинстве, становились просоветскими, вернее, стали думать в отчетливо национально-русских категориях. Во всяком случае, враждебность к немцам росла. Разочарованы и озлоблены были и те офицеры, которые, попав в плен, еще год назад были готовы бороться против коммунистической диктатуры на стороне немцев.

Я не говорю здесь о карьеристах и оппортунистах, которые верно служили советской власти, а теперь шли в лагерную полицию или становились доносчиками. Остальные пленные их презирали.

Среди штаб-офицеров и молодого офицерства многие проявляли интерес к политике и были весьма интеллигентны: ученые, инженеры, учителя, специалисты сельского хозяйства. Солдатская же масса отупела, стала ко всему равнодушной. Лишь когда с солдатами заговаривали на родном языке о жене или детях и о возможности возврата домой, глаза их загорались. Лица, искаженные страданиями, прояснялись.

Власов ездил из лагеря в лагерь и спрашивал, спрашивал, спрашивал. Лишь немногие генералы сами узнавали Власова. Остальным он скромно называл свое имя. Свои разговоры с пленными товарищами он обычно начинал со слов о долге помочь, по добровольному решению, страдающим соотечественникам. При этом он подчеркивал, что это служение народу становится тем более высшим долгом бывших советских штаб-офицеров, что национал-социалисты следят за всем с недоверием и стараются подавить каждое проявление этого осознанного долга. В такой тяжелой обстановке надо помогать друг другу и быть примером. Это были простые и в то же время необычные слова. И они производили впечатление.

Генерал Василий Федорович Малышкин говорил мне, что ему стало стыдно перед Власовым. Ибо – что до сих пор сделали они все, генералы и офицеры, для своих людей в плену? В конце концов, борьба против Сталина и его террористического режима – дело самих русских:

– Почему же мы не подумали об этом раньше?

Малышкин был начальником штаба Дальневосточной армии, или Дальневосточного военного округа. Во время чистки армии в 1937 году он был арестован и подвергся пыткам, но никакой вины доказать ему не смогли. В начале войны, летом 1941 года, из тюрьмы он был отправлен на фронт, получив высокую командную должность. Теперь, в конце 1942 года, просидев почти девять месяцев в плену, он и голодал и, к сожалению, испытал на себе жестокое обращение, перенес, к тому же, дизентерию и тиф. Очень тонкий и весьма одаренный в области искусства, он часто по просьбе товарищей декламировал стихи русских классиков, а особенно охотно и хорошо он читал стихи Есенина.

Генералы Малышкин и Благовещенский пошли на сотрудничество с Власовым, когда он заверил их, что не получает от немцев никаких субсидий. Власов заявил:

– Я – русский, один из миллионов пленных. Я не изменник, что бы Сталин ни говорил о военнопленных. Я люблю свой народ и хочу ему служить. Я могу это делать, только выступая за свободу и благополучие каждого. Пока что я больше ничего не могу. Я могу достичь каких-то успехов в борьбе за улучшение положения в лагерях военнопленных, если я твердо встану на защиту свободы и человеческого достоинства русского человека. Я не немецкий наемник! Многие немецкие офицеры искренне хотят помочь русским людям. Они предложили мне поддержку. Я решился сотрудничать с ними. Будущее покажет, что надо делать дальше.