Франсин Риверс - Последний пожиратель греха

Папа и мама стояли около очага — папа с ружьем в руках, которое он держал дулом вниз. Когда я вошла, они сразу повернулись ко мне. Мама окинула меня долгим взглядом, с головы до ног, закрыла глаза и отвернулась. Она опустила голову, ее плечи задрожали. Папа спрятал ружье в чехол и подошел ко мне. Он успокоился, но ненадолго.

— Ты вся мокрая, — сказал он.

— Я поскользнулась и упала в ручей, папа. — Это была ложь, но если бы я сказала, что была по ту сторону реки, он бы пустил в ход ремень. А мне и без того хватало мучений: я и так все еще дрожала от того, что случилось, и боялась, как бы мне совсем не опозориться. Словом, и так было предостаточно.

Папа мне не поверил. Уголки его рта вытянулись, глаза сузились от гнева.

— Ко всему прочему ты еще и врать мне будешь, Кади? — От звука его голоса меня как будто обдало холодом.

— Иди умойся, Кади, — сказала мама; она так и стояла ко мне спиной.

— А как закончишь, так в сарай иди и жди меня там, — добавил папа.

Опустив плечи и по-прежнему дрожа, я вышла из дома. Прежде чем спуститься по лестнице, я внимательно посмотрела вокруг; подумала, может, пожиратель грехов до сих пор стоит там и смотрит на меня из темноты и тумана. В ведре была вода для умывания. Не переставая смотреть вниз, туда, где у подножия холма темнел лес, я вымыла лицо и руки. Все еще дрожа, я пошла в сарай и закрыла за собой дверь. Сидела там, в полной темноте, и ждала папу.

Скоро он вошел с ремнем в руках. Он уже не сердился и спокойно сказал: — Я не люблю это делать, Кади.

— Я знаю, папа.

Он наказал меня, не проронив больше ни слова. Я не плакала и не кричала — ради него. Когда он закончил, я сказала: — Папа, прости меня.

— Просить прощения — этого мало, — ответил он сурово. — Пора б тебе знать это уже. — И он оставил меня одну в сарае.

Я заплакала. Я думала о своих грехах и плакала навзрыд. Носить их мне становилось все тяжелее. На самом деле, они управляли мной, и я часто не понимала сама себя. Мне хотелось поступать правильно, а выходило все наоборот — что б я ни делала. Все мои попытки делать добро заканчивались тем, что я делала то, что сама же ненавидела. А когда я так делала (ну, например, искала пожирателя грехов, хотя мне говорили этого не делать), я понимала, что этого делать нельзя, но все равно делала. Мне никак не удавалось это изменить. Как будто грех был у меня внутри и заставлял меня поступать плохо. Как я ни старалась поступать правильно, ничего не выходило.

Похоже, что дальше будет еще хуже: я ведь собиралась продолжать поиски пожирателя грехов. Я твердо решила искать до тех пор, пока не найду кого-то, кто мне поможет. Кроме того, я была намерена украсть немного маминого варенья, чтобы как-то заставить его выйти из своего укрытия.

— Я не хочу поступать плохо, но не могу, Лилибет, — сказала я в слезах. — Когда я хочу делать все правильно — я все наоборот делаю. — Я знала, что маме не понравится, если я украду у нее банку варенья, но я все равно собиралась это сделать. И еще бобы, патоку, кукурузную муку и другое — что понадобится. Добавлю неправильных дел, чтобы сделать правильно. Сейчас я была еще более несчастной, чем тогда, когда начала поиски.

Но ведь он спас меня, разве не так? От рыси, по крайней мере. Но сможет ли он спасти меня от всего остального?

— Продолжай искать, Катрина Энис, — сказала Лилибет. — Не останавливайся. Ищи дальше, и ты найдешь того, кого ищешь.

— Лилибет, он был там, пожиратель грехов, — прошептала я. — Рядом. Он, наверно, шел следом за мной.

— Да. Он помог тебе, Катрина Энис.

— Он попал в этого жуткого зверя три раза и ни разу не промахнулся. Он так сильно его ударил, что ему меня есть расхотелось. У него, наверно, рогатка, как у Фэйгана. Наверно, он так всегда и охотится.

— Он всего лишь очень бедный человек.

— Я так испугалась, Лилибет. Я его все это время искала, а тут он рядом, а я убежала. — Я заплакала еще сильнее. — Я просто дура, глупая! У меня возможность была, а смелости не хватило, и я ее пропустила!

Кто-то тихо постучал в дверь. — Кади, выходи, — послышался голос Ивона.

— Но папа сказал…

— Папа меня послал. Иди в дом.

Со стола уже убрали. Мой желудок сжался от запаха пищи, которую уже съели без меня. Собака Ивона доедала мою порцию. Но я не почувствовала никакого сожаления. Уж лучше я не поем, чем папа будет на меня сердиться. Я заслужила эту порку. Возможно, если бы он наказал меня сильнее, было бы даже лучше. Тогда я чувствовала бы себя не несчастной, а, скорее наоборот, чистой…