Павел Саксонов - Приключения доктора

И вот под этим-то покрывалом и показалась, наконец, процессия.

Позже мне рассказали, что шествие началось трубами Финляндского полка, но теперь они стихли: солдаты и офицеры — хором — пели молитву Богородице на умягчение злых сердец, и этот хор — сильный, стройный — производил такое впечатление, что многие, не стесняясь, плакали. Земное воинство просило Пресвятую о мире в сердцах — в своих не менее, чем в чужих.

Шапки слетели с голов. Я тоже стянул свою и перекрестился.

Когда процессия поравнялась со мною, я вытянулся на цыпочках и неожиданно для себя рассмотрел в ней нашего старшего помощника и нашей же части доктора — Владислава Ивановича и Георгия Михайловича. Они шли рядышком, почти рука об руку, а чуть сбоку от них — маленькая девочка, похожая на ангелочка. В руках у девочки, укутанный чьим-то заботливо поданным шарфом, сидел щенок. Не знаю, почему, но эта картинка даже более, чем хор и молитва, тронула меня, и тогда уже в моих собственных глазах затуманилось. Мне даже пришлось несколько раз моргнуть, чтобы мир передо мною не расплылся окончательно, но всё равно: слезы катились по моим щекам, я ощущал их теплое присутствие и их солоноватый вкус.

Чуть дальше шествие приостановилось: полк, коровы, люди начали поворачивать. Я понял, что огороды, куда и совершался поворот, стали конечной целью, и тогда я, от души распрощавшись со старичком, выбрался из толпы и побежал в обход: как жившему здесь же, мне были хорошо известны тропки и проходы через дворы, о которых многие другие могли и не догадываться.

На этот раз бег принес результат: на огородах я оказался почти тогда же, когда на них свернула последняя из коров — огромная, гигантская, с чудными господином и двумя дамами на спине. Эта корова шла с такими важностью и достоинством, что выглядела невероятно дивно. Впрочем, не менее дивной она показалась мне и в статическом состоянии. В изумлении же остановиться ее заставило то же, что заставило и меня. То же, что заставило остановиться и всех остальных: и стадо, и военных, и толпу. Я даже больше скажу: наверное, то же, что тут же окоротило шторм, разбило о немыслимость произошедшего порывы ветра, осыпало краями — не задевая огород — метавшееся над городом покрывало из снега и льдинок.

Не веря своим глазам, я — кулаками — отер их, полагая, что всё еще слепну от слез и потому неясно вижу. Но видел я совершенно ясно: еще накануне заметенные совершенно, а утром и днем едва-едва подтаявшие, теперь огороды полностью очистились от укрывавшего их снега и зазеленели травой.

Откуда-то сбоку от меня послышался тихий смешок. Я быстро повернулся, но успел заметить лишь тень, мелькнувшую на периферии взгляда. И тогда же ласковый голос шепнул мне на ухо:

— Ах, Александр Иванович, Александр Иванович! Эюшки… Как-нибудь помолись о Ксенюшке…»

Лидия Захаровна стояла подле Муры и — снизу-вверх — смотрела на Петра Васильевича. Петр Васильевич делал вид, что подсчитывал (все ли дошли?) уже разбредшихся по огородам и начавших кормиться коров, но в действительности он с большим смущением вслушивался в то, что говорила вдова, и не без паники понимал: ответить придется прямо сейчас. Мысли метались в его голове, слова, еще невысказанные и даже не подобранные, скакали галопом, равно и просясь на язык, и на него не идя. Петр Васильевич и припомнить не мог, когда в последний раз ему было так чудно и так страшно одновременно.

— Денег у меня немного, — Лидия Захаровна уже подводила итог, — но если их вложить целиком, могло бы получиться неплохо. Что скажете, Петр Васильевич?

Петр Васильевич сглотнул:

— Вы хотите меня нанять?

Вдова, по-прежнему глядя на Петра Васильевича снизу-вверх, медленно и почему-то без уверенности кивнула своей забинтованной головой. Похоже, она ожидала иного ответа.

Петр Васильевич и сам понимал, что вовсе не вопрос на вопрос хотела получить стоявшая рядом женщина. Он покраснел, затем побледнел, а после пошел пятнами: красные уши, бледный лоб, румянец на щеках, тени под глазами. В глазах же метался огонек: Петр Васильевич тщетно пытался его притушить, часто-часто помаргивая.

— Нет! — вдруг выпалил Петр Васильевич, явно решившись. — Так не пойдет! Какая в том выгода, если придется платить управляющему?

Лидия Захаровна оживилась. В ее глазах тоже заметались искры. И, как и Петр Васильевич, она часто-часто заморгала: