Павел Саксонов - Приключения доктора

Во-вторых… это — вторая вещь, которую сообразил Михаил Георгиевич, выйдя на проспект… к Сушкину идти было еще рановато. То есть не идти, конечно, а ехать, а вот прогуляться можно было и не спеша. Если бы не одно «но» — мерзкая погода.

Положа руку на сердце, Михаил Георгиевич совсем не хотел отбивать сажень за саженью, согнувшись в пояснице и отворачивая лицо от лупивших в него под ветром льдинок. Пусть даже этих саженей было совсем и немного — всего-то около двух с половиной сотен, — но каждая из них никак не обещала быть не то что приятной, но хотя бы попросту сносной!

«Ах, что же делать?» — размышлял Михаил Георгиевич, оглядываясь по сторонам и прикидывая варианты. — «Вот если вернуться в «Якорь»?»

За этой мыслью — доктор даже уже повернулся спиной к проспекту — его и застало первое происшествие.

Говоря «происшествие», мы несколько лукавим или, если угодно, забегаем вперед: на сторонний взгляд приключившееся никаким происшествием не выглядело. Но для Михаила Георгиевича, который, казалось бы, за несколько лет службы полицейским врачом должен был вполне очерстветь душою, именно оно и явилось той отправною точкой, с которой доподлинно и начались его вечерние похождения. Те самые, в результате которых к Сушкину он сильно опоздал, но и этого мало — пришел не просто подвыпившим, а пьяным в дым, и не просто болтливым, а говорившим стихами. А далее — забывшим всё, ради чего он и устраивал собрание коллег, и мирно проспавшим даже начало страшного пожара в сушкинских апартаментах [5] См. «Можайский — 1: Начало». !

Очерствей Михаил Георгиевич душою — хотя бы подобно многим из своих коллег, — и уж конечно бы он, отворачиваясь от ветра и пряча от него лицо, и краешком глаза не заметил крохотную тень, мелькнувшую от тусклого газового фонаря к едва подсвеченному проему арки. Но Михаил Георгиевич заметил, и сердце у него кольнуло:

«Бедняга!» — подумал он и, позабыв о собственном затруднительном положении, устремился к арке.

«Ну-ка, ну-ка, ну-ка…» — забормотал Михаил Георгиевич, входя в проём. — «Тьфу! Да как же это делается?.. Тю-тю-тю… не то?.. Ах, Господи! Ну, выходи!»

Послышался слабый писк. Михаил Георгиевич присел на корточки, и в следующий миг у него на руках оказался щенок — совсем крошка, едва, похоже, раскрывший глаза. Щенок ткнулся в перчатку сопливым носом, затрясся и тут же затих. Михаил Георгиевич осторожно сунул его за отворот пальто и поднялся:

«Пойдем, пойдем — молочка найдем… здесь у меня тепло: не переживай, малютка — прорвемся!»

Для такого большого города, каким являлся Петербург и в начале двадцатого века, животные — вообще все: домашние и бездомные, птицы, лошади, собаки… — представляли серьезную проблему, хлопотную, требовавшую надлежащего контроля и выливавшуюся во множество последовательных и не очень решений.

Прежде всего, разумеется, созданным оказался ветеринарно-санитарный надзор — как часть городской санитарной комиссии. Но, насколько бы невероятным это ни выглядело, принципиальное решение о его создании было принято только в декабре 1901 года, а соответствующие инструкции и разрешительные документы, определившие как круг деятельности надзора, так и утвердившие его штат, «поспели» не ранее лета нового — 1902 — года, то есть ко времени более позднему, чем описываемые нами события.

Ранней же весною — в первых числах марта — ветеринарно-санитарный надзор если и существовал, то разве что в проекте. На практике это выливалось в то, что на господина Самборского [6] Самборский С.И. — ветеринарный инспектор СПб Градоначальства. и семерых его подчиненных по-прежнему приходилась немыслимая нагрузка: одних только лошадей в Петербурге насчитывалось до пятидесяти тысяч голов, причем любая из этих голов в любой момент могла заразиться сапом [7] Чрезвычайно опасное инфекционное заболевание, наиболее часто встречающееся у лошадей, но также передающееся и другим животным, и человеку. !

Проблема сапа вообще стояла в Петербурге остро и сильно тревожила Градоначальника — генерал-лейтенанта Николая Васильевича Клейгельса. Николай Васильевич ввел еженедельную отчетность, составил на ее основе неутешительную картину, вышел — и не раз! — на городскую Управу с предложением по реализации целого ряда мер, но… всё без толку. Или, если говорить иначе, с толком совсем небольшим, так как и принимавшиеся по его предложениям меры оказывались, что называется, мертвому припаркой. Собственно, ничего удивительного в этом и не было: столица с ее семью ветеринарно-полицейскими округами по одному ветеринарному врачу в каждом оказалась беззащитной перед проблемами, корень которых как раз и лежал в немыслимо малом штате ветеринарных врачей на двухмиллионный город.