Мишель Моран - Избранница Наполеона

У меня все плывет перед глазами. Голубые китайские настенные панно из рисовой бумаги приобретают молочно-белый оттенок. Зиги тычется мне в руку, и прикосновение его холодного носа приводит меня в чувство.

— Мария… — начинает отец, и в его голосе слышится нестерпимая душевная боль. — Решение все равно остается за тобой.

— Но вы должны понимать, — торопится встрять Меттерних, — что это решение имеет долгосрочные последствия.

Он имеет в виду, если я откажусь, восемь веков правления Габсбургов-Лотарингских будут перечеркнуты капризом восемнадцатилетней девчонки. Но отец все равно просит меня принять решение самостоятельно.

И за это я люблю его больше, чем когда-либо.

Я обвожу взглядом собравшихся в зале, затем — сидящих за столом членов Госсовета, чьи лица кажутся красными и золотыми в свете канделябров. Вот уж не ожидала, что вопрос моего замужества будет решаться в этом зале. Я думала, это произойдет в тиши кабинета моей покойной матери. Или на восточной террасе, где потолки расписаны фресками с изображением ангелов.

— Ваше высочество, нам требуется ваш ответ, — говорит Меттерних. Иными словами, завтра или свадьба — или война. Моя мачеха бледна, а на сидящем рядом Адаме Нейпперге и вовсе лица нет. Но я не могу позволить себе роскоши учитывать мнение этих двоих. Я сознаю свой долг перед отцом и перед королевством. Глаза у меня горят, и хотя внутри все переворачивается, я выдавливаю:

— Я согласна.

Меттерних подается вперед.

— Согласны на что , ваше высочество?

— Согласна… — я набираю воздуха, — стать женой императора Наполеона Бонапарта.

На мгновение воцаряется тишина, собравшиеся пытаются осмыслить произошедшее. Потом все разом начинают говорить. Адам Нейпперг, который был мне так дорог с момента его возвращения с войны против Наполеона, грохочет кулаком по столу.

— Я решительно против!

— Тут нечего протестовать, — обрывает Меттерних, и оба поднимаются. Но Меттерних не выдерживает сравнения с Адамом, являющим собой полную его противоположность во всех отношениях. Из своих тридцати четырех лет Адам большую их часть провел на войне, чем в мирной жизни. Он участвовал в блокаде Майнца, а при Делене от удара вражеского штыка лишился правого глаза. В том сражении его сочли убитым и бросили на поле боя. Но, несмотря на ранения, он поправился и теперь носит на глазу черную повязку.

Нет ни одной австриячки, которая не слышала бы о беспримерных подвигах Адама, так что, когда он наклоняется через стол, Меттерних подается назад.

— Ну, хватит, — говорит мой отец, но его никто не слышит, и ему приходится кричать: — Хватит! — Оба садятся, а я избегаю смотреть Адаму в глаза. — Все свободны. Ответ мы услышали, и никто не вправе его обсуждать. Граф Нейпперг и князь Меттерних, прошу вас остаться.

Остальные отодвигают кресла и направляются к выходу, когда же поднимается моя мачеха, отец останавливает ее, взяв за локоть.

— Тебе тоже надо задержаться. Ради Марии, — добавляет он.

Я смотрю, как пустеет зал, и когда остаемся только мы впятером, смысл происшедшего наконец доходит до меня. Мне не бывать регентшей моего брата Фердинанда. И неизвестно, на кого возложат эту обязанность, но меня рядом точно не будет. Мне вместо этого предстоит стать женой человека, лишившего наше королевство его богатства и истребившего свыше ста тысяч австрийских солдат, человека, чья страсть ко всему роскошному, грубому и неучтивому известна по всей Европе. Я смотрю на Зиги, и слезы из моих глаз падают на его шерсть.

— Мария, — начинает отец, и мне режет глаз его бледный и опустошенный вид. Он два дня жил с этим известием! — Я хочу, чтобы ты понимала, что никто из нас был не в силах что-либо изменить. — Да. Но и словами тоже ничего не исправишь.

— Да, я понимаю.

— Ты можешь забрать с собой во Францию все, что тебе понадобится. Все, чего только пожелаешь!

Я пересиливаю боль и стараюсь придать своему голосу благодарные нотки.

— Спасибо.

— Французский двор будет совсем не такой, как наш, — предупреждает отец. — Князь Меттерних объяснит тебе.

— И во всех подробностях! — с энтузиазмом восклицает князь, и я вдруг понимаю, что из нас пятерых он один испытывает радостное возбуждение. Интересно, думаю я, какова его роль в организации этого брака и не обнаружатся ли на его счетах щедрые поступления из Франции, если как следует покопаться. — На протяжении этих трех месяцев…

— Значит, свадьба должна состояться через три месяца? — спрашиваю я.