Александр Лысёв - «Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

— Это почему? — поинтересовался Витяй.

— А об него на зоне урки заточку сломали, — пояснили Витяю в ответ. — Хотели под ребра загнать — и пополам. Так подивились, что с тех пор даже не трогали, хоть он там целому кагалу головы порасшибал… Здравствуйте, Федот Никифорович!

Рассказчик живо повернулся, уважительно кланяясь в сторону появившейся в дверях здоровенной фигуры отца. Коломейцев-старший, ничего не сказав, только хмыкнул и криво усмехнулся по своему обыкновению…

Зинкиного отца — легендарного советского героя гражданской войны, орденоносца и большевика с дореволюционным стажем — арестовали в тридцать шестом. При вступлении в комсомол Зинка, бледная, но решительная, твердо осудила его как врага народа при всем классе. Выходившие после урока старшеклассники с восторгом ставили ее друг другу в пример. Проходя школьным двором, Коломейцев услышал, как кто-то давится рыданиями за кустами свежей майской зелени.

— Пришел отомстить? — поспешно растирая кулаками слезы по щекам, зло обернулась к нему Зинка.

— Не реви. — Витяй протянул ей чистый платок. Постоял несколько секунд рядом и, развернувшись, пошел по дорожке обратно.

— Витя!.. — раздался за его спиной Зинкин голос с совершенно неожиданными нотками жалости и благодарности.

Со школьного крыльца Витяя провожал ревнивый взгляд одноклассницы Лиды. Усмехнувшись по перенятой у отца привычке, он не оглядываясь вышел на улицу…

Писем не было. Матрешка, конечно, могла бы написать, но теперь-то уже никак — снова подумал о Лиде Коломейцев, вновь ненадолго проваливаясь в зыбкий сон сентябрьским утром тысяча девятьсот сорок первого года.

А дальше была целая война. Они отступали, теряя людей и технику. Получали людей и технику и снова теряли. Так было много-много раз. К лету сорок второго из встретившего в Прибалтике военную грозу экипажа в живых остались только Иван Евграфович Барсуков и Витяй Коломейцев. К тому времени они сменили три танка, дважды горели. И всякий раз, получая новую «тридцатьчетверку», Барсуков распоряжался вывести на ней прежний бортовой номер — «104». Капитан неоднократно пытался отправить Витяя на курсы младших лейтенантов, которые тот давно заслужил, но Коломейцев упорно не желал вылезать из-за рычагов. Как будто верил, что, пока командир и механик вместе, с ними ничего не случится. И действительно, несмотря на высокий профессионализм обоих, им еще и сказочно везло. Без этого, конечно же, они не продержались бы столько во фронтовом пекле.

Во время второго летнего отступления из-за одного эпизода капитан Барсуков чуть не пошел под суд. Вопреки категорическому приказанию оборонять одну деревню, бессмысленно теряя и без того немногочисленные танки на невыгодных позициях, Иван Евграфович по собственному усмотрению предпринял временный тактический отход.

— Стоять насмерть! — сквозь шум и помехи надрывалась рация голосом нового командира бригады. Прежний сгорел вместе со всем экипажем.

— К вечеру я их выбью, — спокойно отвечал Барсуков.

— Ты приказ верховного не читал?! Ни шагу назад! — Рация трещала так, что, казалось, сама выпрыгнет сейчас из креплений.

— Конец связи, — невозмутимо щелкнул тумблером капитан.

Он отвел танки на опушку ближайшей рощицы, дал немцам втянуться в деревеньку, перегруппировал свои силы, сходил пешком со своими командирами и механиками в разведку и контратаковал в вечерних сумерках. Были уничтожены полдюжины вражеских боевых машин, бронетранспортеры, грузовики, мотоциклы, много живой силы противника. На западной околице деревни случайным снарядом на их «сто четвертой» сбило гусеницу. Других потерь у них не было. Витяй с экипажем ремонтировал гусеницу, когда в пыльном мареве заходящего над дорогой солнца показалась кавалькада из штабных машин. Отложив инструменты, экипаж встал позади своего командира. Из первой машины, окруженный автоматчиками комендантского взвода, выпрыгнул на дорогу командир бригады и с перекошенным лицом устремился к танку Барсукова. Однако из второй появился генерал с защитными петлицами. Генерал покрутил головой по сторонам, оглядел подбитую и еще дымящуюся вражескую технику и уважительно молча покивал, слегка выпятив нижнюю губу. Барсуков стоял навытяжку, а командир бригады замер в шаге от него, стараясь по малейшему движению высокого начальства угадать, хватать учинившего самовольство командира или нет.

— Молодец, капитан, — резюмировало высокое начальство. — Главное — это результат.