Александр Лысёв - «Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

— Ну прям все как у нас, — чуть улыбнулся рассказчик. — Эдакая наша партийная трещотка на германский лад.

Барсуков и танкисты только переглянулись и понимающе хмыкнули при этих словах.

А потом немцы очень серьезно предупредили, продолжал рассказ крестьянин, что если кто-то из гражданских лиц будет замечен в саботаже или сопротивлении новым властям, то будет расстрелян. Если в ближайшей округе будут совершены какие-либо действия против германских военнослужащих, то ответ придется держать всей деревней. Так и объявили: война идет на фронте, ведут ее регулярные армии, а в тылу должен быть порядок. За неподчинение германской администрации или ее полномочным представителям — опять же расстрел. Крестьян обязали выбрать старосту.

— Так вот и возложило на меня ответственность обчество, — с озабоченным видом вздохнул мужик. — Упросили на должность встать, чтобы лиходея какого не назначили. Из своих всяко сподручнее…

Какое-то время жили спокойно. А дальше пошло-поехало. Весь июль через деревню толпами валили окруженцы. Им помогали продуктами и одеждой, однако на ночлег по общему уговору не оставляли и старались выпроводить побыстрее от греха подальше. У всех жителей были семьи и дети, и подвергать риску себя и своих близких никто не хотел. В основном окруженцы исчезали в близлежащем лесу так же быстро и незаметно, как и появлялись. В августе их поток стал иссякать. Несколько раз заезжали новоиспеченные представители германской администрации — местные полицаи. Почти все сплошь люди давно и хорошо знакомые. Проблем с ними также поначалу не возникло. Полицаи по-свойски предостерегли от дальнейшей помощи окруженцам, но на первый раз никого за это не наказали и мирно уехали восвояси. Однако настоятельно повторили, что за помощь партизанам жители будут жестоко наказаны. И продуктов набрали у деревенских, ничего не дав взамен. После них спустя несколько дней из лесу заявились другие вооруженные люди. Назвались партизанами. И также объявили, что за сотрудничество с оккупационными властями жителей будут жестоко карать. Тоже взяли продукты и тоже даром. Круг замкнулся. Но надо было как-то жить дальше. Поэтому, когда в прилегающем к нескольким деревням лесу было совершено нападение на немецкого обозного, все оставшиеся в деревне мужики добровольно вышли на опознание, решительно заявив, что на них греха нет — они в немца не стреляли. Немец оказался везучим: когда в него стреляли на лесной дороге, обрубил постромки и ускакал верхом на лошади. Потом объезжал с солдатами и полицаями близлежащие деревни, решительно заявляя, что если нападавшие были из местных, то он их непременно узнает. И узнал-таки, в соседней деревне. Без лишних церемоний опознанных вздернули на опушке того самого леса, запретив снимать тела несколько дней — в назидание всем остальным. На их одежду были приколоты бумажные записки: «Я стрелял в немецкого солдата».

— Доигрались, — хмуро проронил заехавший в их деревню седоусый дядька из райцентра с полицейской повязкой на рукаве. — А ведь вас предупреждали…

Отобедав тогда в доме старосты, седоусый грустно посетовал:

— А в райцентре и того дела хуже. Наш бургомистр — свой человек, всю жизнь тут прожил, вы его все знаете — уже откровенно всех упрашивает не писать доносы друг на друга. Германцам пришла бумага, им разбираться некогда — приехали да и вздернули.

Слушавшие рассказ танкисты в очередной раз переглянулись.

— Страсть как наши люди любят друг на друга доносы писать, — подвел невеселый итог староста.

— Это точно, — вздохнув, отозвался Барсуков.

Староста рассказывал дальше о том, как партизаны приехали сначала в соседнюю деревню, и, обвинив жителей в том, что они выдали советских патриотов, расстреляли за околицей нескольких человек. По деревне стояли вой и плач. Молодых ребят увели с собой в лес — в партизаны. Те прибежали спустя несколько дней, с оружием. Ожесточившиеся мужики решили действовать на упреждение. Когда за сбежавшими из отряда пацанами пришли люди из леса, их встретила засада из числа вооруженных местных жителей.

— Кулачье недобитое! — кричал партизанский командир, в котором опознали местного партийного секретаря.

Однако, получив вооруженный отпор, в их деревни партизаны больше не совались. Зато после них снова приехали немцы. Несмотря на то, что оружие было сдано им добровольно, учинили повальные обыски и тоже расстреляли нескольких человек. Иноземцам пытались объяснять, что оружие было нужно для самообороны. Тщетно. Седоусый дядька-полицай из райцентра угрюмо зачитал постановление о том, что оружие могут носить только немцы и местная полиция.