Александр Лысёв: «Раньше смерти не помрем!» Танкист, диверсант, смертник

— Все целы?

— Так точно, — вразнобой ответило шесть голосов.

Ивлев попытался что-то доложить, но Барсуков оборвал его:

— Заводите тросы.

Завалившийся КВ вытянули на дорогу. К вечеру все благополучно прибыли своим ходом в место нового расположения. Еще несколько дней проверяли технику, приводили ее в порядок, ремонтировали, что-то меняли, драили, прибирались. 20-го неожиданно провели на импровизированном полигоне боевые стрельбы. На них Ивлев реабилитировался — его экипаж отстрелялся лучше всех. Впрочем, в значительной степени это была заслуга опытных наводчика и заряжающего, хорошо сработавшихся с новым, шестым членом экипажа — специально добавленным на КВ-2 замковым. По возвращении опять все проверяли, ремонтировали, чистили, драили. Но сейчас работы уже везде закончились.

— Вот Москаленку бы сюда, а не тебя с машиной возиться, — затушив папиросу, полушутя-полусерьезно проговорил Барсуков.

— Матюша в кино рванул, — отвечал Коломейцев. — В автотранспортный батальон передвижку привезли.

— Ну а ты?

Коломейцев делано округлил глаза:

— Я же говорю, трансмиссия и масло…

Они переглянулись и, не сговариваясь, молча заулыбались.

Барсуков и Коломейцев служили вместе уже не первый год. На толкового паренька из-под Ленинграда, выпускника ОСОАВИАХИМа, Барсуков — тогда еще старший лейтенант — обратил внимание сразу. Рослый вихрастый парень, прибывший в числе других новобранцев в часть летом 1939-го, не очень-то подходил по своей комплекции для службы в танковых войсках. Однако, как следовало из сопроводительного формуляра, находился в ладах с техникой, что было немаловажно.

— Грузовик водишь, — остановившись перед Витяем и заглянув в бумаги, скорее утвердительно, чем вопросительно произнес перед строем Барсуков.

Коломейцев сделал шаг вперед:

— Так точно, вожу.

— А танк сможешь?

— Трактор водить пробовал — получалось. Думаю, смогу и танк, — скромно, но без тени смущения отвечал новобранец.

— Пойдешь механиком-водителем, — определилась быстро и просто очередная солдатская судьба.

— Комсомолец? — с уверенностью спросил шедший следом за Барсуковым политрук роты, носивший трескучую фамилию Сверчкевич.

— Никак нет.

— Как так?! — У Сверчкевича от неожиданности даже отпала нижняя челюсть.

— Да я техникой больше интересуюсь, — спокойно пояснил парень.

Уже вечером после развода политрук выговаривал Барсукову о Коломейцеве:

— Не, ну ты подумай: ОСОАВИАХИМ, технарь, спортом увлекается, кружок моделирования опять-таки…

Барсуков чуть вздернул бровь, удивленно обернувшись на Сверчкевича.

— Чего ты на меня смотришь? Я полистал, полистал дело… И вдруг не член ВЛКСМ! А, каково? Что-то здесь не так. Надо копать.

— Нет здесь никакого дела — нечего копать. Мне не комсомолец нужен, а механик, — рубанул в ответ Барсуков.

— Ну ты даешь, Иван! — Сверчкевич аж присел. — Ты вот думаешь хоть иногда, что ты говоришь? Ну это разве слова сознательного советского командира? Ты совсем бдительность потерял? Да может, он…

— Паша, — Барсуков вплотную подошел к Сверчкевичу, нависая над ним сверху, — отстань от парня.

И, повернувшись, зашагал прочь.

В талантах Коломейцева старший лейтенант не ошибся. Уже с первых занятий по вождению на танкодроме стало ясно, что из парня выйдет толк. А через месяц учебная «двадцатьшестерка» под управлением Коломейцева не просто образцово брала на предельной скорости все установленные препятствия, но и выписывала такие пируэты, что посмотреть на занятия приезжало даже командование бригады. Коломейцев удостоился наградных часов с гравировкой «За отличное вождение», а Барсуков — благодарности в приказе. Раз не обошлось и без курьеза — на стрельбах по движущимся мишеням экипаж так усердно крутил башню, что потерял ориентировку. Если принять во внимание, что машина в это же время в руках Коломейцева практически пустилась в пляс, уходя от мнимого ответного огня условного противника, то неудивительно, что после завершения маневров все находившиеся в башне на четвереньках вывалились под ноги подошедшему Барсукову. Вылезший из своего люка Коломейцев стоял рядом и скромно улыбался. К счастью, командование в тот раз на полигон не приезжало.

В конце августа политрук Сверчкевич был серьезно озадачен: нужно было грамотно донести до личного состава изменение внешнеполитической линии партии и правительства. Лекция о советско-германском пакте прошла в клубе в целом без эксцессов. Напряжение вызвал лишь один вопрос из зала, заданный молодым солдатиком из ремонтно-восстановительного батальона: