Джин Плейди: Королева Шотландии в плену

Но Мария отвернулась и начала тихо всхлипывать.

— Это пройдет, — прошептала Джейн, обращаясь к Мари Курсель — Она еще не оправилась после шока.

— Если бы только лорд Ботуэлл был здесь, все было бы хорошо. Он бы развеселил ее.

Мария обернулась и посмотрела на них. Она сказала голосом, совершенно лишенным надежды:

— Ботуэлл сбежал. Мне кажется, я больше никогда не увижу его лица. И что с моим сыном? Как мой маленький Джемми сможет обойтись без меня?

— Все будет хорошо, ваше величество. Неужели вы думаете, что лорд Ботуэлл оставит вас на растерзание вашим врагам! Я слышала, как говорили, что он сбежал на север и укрылся у Хантли. Они приедут и освободят вас.

Она покачала головой. Как бы ей хотелось поверить в это! А почему бы и нет? Почему она так уверена в том, что никогда не сможет больше увидеть Ботуэлла?

«А если нет, — спросила она себя, — то ради чего мне жить? Он — моя жизнь. Иногда я ненавидела его: он бывал груб со мной — всегда жестокий, стремящийся властвовать надо мной, продолжающий вести себя так, как начал тогда, в доме Бучанана, когда крадучись вошел ко мне и подчинил меня. Тогда я пыталась сопротивляться, но уже поняла — так же как и он, — что с того момента оказалась в его власти.

И теперь я скорблю не о том, что потеряла Шотландию. Я скорблю оттого, что потеряла двоих, кого люблю больше всего на свете, — моего возлюбленного Ботуэлла и моего младенца Джеймса».

Она легла и прислушалась. О чем-то возбужденно шептались фрейлины. Раздавались шаги часового под окном. Это было похоже на зловещее предзнаменование. Они явно решили, что она не должна никогда ускользнуть из Лохлевена. И в тот момент ее отчаяние было столь глубоко, что она поверила, что действительно никогда не сможет бежать отсюда.

Она погрузилась в меланхолию и не хотела ничего предпринимать, чтобы избавиться от нее.

День сменялся ночью, и она потеряла им счет. Ее аптекарь-француз приносил ей лекарства, но она не прикасалась к ним.

— Мадам, — заявил он, — вы умрете, если сами не попытаетесь спасти себя.

— Дайте мне умереть, — отвечала она, — Лучше умереть, чем жить узницей в замке Лохлевен.

Чаще всего она лежала в дымке воспоминаний; она была счастлива, когда могла забыть о том, где находилась. Ей грезилось, что она во Франции, избалованный идол двора, любимица Генри Второго и его любовницы очаровательной Дианы Пуатье; обожаемая жена Франсуа Второго; надежда всех своих родственников Гизов. Сквозь эти грезы возникала зловещая фигура Екатерины Медичи, двигающаяся как призрак, посылающая ее обратно в Шотландию, когда те, кто любил ее, умерли, отправляющая ее для несчастного брака с Дарнли, к кошмару его смерти — но и к Ботуэллу. Она должна всегда помнить, что, вернувшись в Шотландию, она приехала к Ботуэллу. А уж потом к Карберри Хиллу и Лохлевену.

Леди Дуглас приходила и пыталась уговорить ее поесть. Но ей не хотелось разговаривать с леди Дуглас. Приходил сэр Вильям в сопровождении Линдсея и Рутвена: она отвернулась и даже не посмотрела на них.

Однажды к ее постели подошел молодой человек, внешность которого выдавала его принадлежность к Дугласам; он стоял и глядел на нее.

— Ваше величество, — прошептал он, — если есть какое-нибудь поручение, которое вы могли бы доверить мне, то я с радостью выполнил бы его.

Но она не смогла ответить ему, потому что выражение его лица вызвало у нее комок в горле. Она закрыла глаза, а когда открыла их, юноша уже исчез.

В другой раз к краю ее постели подошел мальчик и уставился на нее… странный мальчик с дерзким веснушчатым лицом. Он произнес с сильным акцентом:

— Привет, королева.

Она решила, что он ей приснился, потому что он вдруг подмигнул ей и скрылся.

Так проходили дни в тумане меланхолии.

Джейн увещевала ее:

— Ваше величество, уже четырнадцать дней, как мы в Лохлевене, а вы за все это время почти ничего не ели и не пили. Вы должны встряхнуться. Что, если бы за вами приехал милорд Ботуэлл? Как бы вы в таком слабом виде смогли убежать с ним?

— Я не смогла бы встать, не так ли, Джейн? — сказала она. — У меня совсем не осталось сил.

— Ваше величество, — умоляла Джейн, — пока еще не поздно, спасите себя… ради Шотландии. Подумайте о вашем сыне, который нуждается в вас.

Эти слова вертелись в мозгу Марии: «Спаси себя… Спаси себя ради Шотландии и твоего сына, который нуждается в тебе».

На следующий день она немного поела. По замку пронесся слух: «Королева начинает проявлять интерес к окружающему миру». В конце концов она решила жить.