Николай Яковлев - Вашингтон

Воодушевленный победой Хоу больше не медлил, в ночь на 19 ноября шеститысячный отряд генерала Корнваллиса форсировал Гудзон и пошел на форт Ли. Вашингтон приказал ретироваться. Было брошено все, успели вывезти только две двенадцатифунтовые пушки. Английский офицер описывал увиденное в оставленном укреплении: «На кострах еще кипели котлы, были накрыты столы для офицеров. В форту нашли всего двенадцать человек, все мертвецки пьяные. Обнаружено 40–50 заряженных орудий, включая две большие морские мортиры, громадные запасы боеприпасов, продовольствия, палатки не были сняты». Победители упивались успехом, другой английский офицер записывал: «Бунтовщики бежали как зайцы... Они оставили скверную ветчину и немало грязных прокламаций, среди них обращения того мерзавца автора „Здравого смысла“, которые мы теперь можем читать на досуге, взяв один из „неприступных редутов“ господина Вашингтона».

Под проливным дождем, превратившим дороги в грязное месиво, Вашингтон отступал через штат Нью-Джерси, преследуемый по пятам Корнваллисом. Скорбный путь испугал многих, измученные, обовшивевшие солдаты дезертировали. Робким душам представлялось, что все кончено — неприятель улучит момент и разгонит армию. Население Нью-Джерси склоняло головы перед англичанами и гессенцами, самые настырные добивались письменных «прощений» от имени Хоу. Попытки Вашингтона добыть теплые вещи и хоть раз досыта накормить изголодавшихся солдат не удались — фермеры не принимали денежные знаки континентального конгресса.

Мрачные думы овладели Вашингтоном, он был на грани отчаяния. В тысячный раз он клял себя за потерю форта Вашингтон, справедливо относя это за счет собственных «колебаний и нерешительности». Он понимал, что, вступив в Нью-Джерси, англичане могут повернуть на восток и легко взять близлежащую Филадельфию. Сил защитить столицу не было, любое сражение оставшихся у него примерно трех тысяч с врагом закончится окончательным разгромом.

В эти дни он пишет родственникам: «Наша единственная надежда теперь на быстрое создание новой армии. Если это не удастся, игра кончится довольно быстро». И в другом письме: «Вы не можете представить сложность моего положения. Наверное, никто не имел такого богатейшего выбора трудностей и меньше средств выпутаться из них».

Слабую надежду на спасение сулило отступление за реку Делавэр. Там, в Пенсильвании, отгородившись пока не замерзшим водным рубежом, можно было дать передышку измученным людям и приступить к формированию новой армии. А тем временем собрать войска, рассредоточенные ранее, и, главное, вызвать на подмогу в Пенсильванию генерала Ли с его людьми. Вашингтон слал к нему гонца за гонцом. Ли не торопился. В момент, когда дело восставших повисло на волоске, он занялся интригами.

Бесподобный генерал сожалел и постоянно повторял: «Прискорбно родиться не в славные третье или четвертое столетие существования Рима». Судьба, по разумению Ли, обошлась с ним круто — он возглавлял не железные когорты римлян, а толпы мятежных американцев. С самого начала войны Ли считался и считал себя смыслящим в ратном деле куда больше Вашингтона. Офицер британской службы, он осел в Вирджинии в 1773 году, рассказывая всем и каждому о своих военных подвигах. Он воевал в Америке с индейцами и французами, дрался в Испании, побывал в Польше и даже навязался в русскую армию в войне с турками. Поразительно тощий и на удивление неопрятный, наполненный желчью, Ли говаривал: «Поистине лучшее доказательство доброго сердца любить собак, а не людей», и посему расхаживал окруженный сворой псов.

Эксцентричные манеры и особенно длинный язык Ли поразили простаков американцев. Он приобрел репутацию человека № 2 континентальной армии. Удача под Чарлстоном разожгла его честолюбие, а многие в Америке стали сокрушаться — почему вооруженные силы не вверены великому воину. «Генерала Ли ждут с часу на час, — съязвил английский офицер, — посланцем небес с легионом ангелов с огненными мечами». Генерал-адъютант Вашингтона Рид был недалек от такого мнения. В дни тягостного отступления он написал паническое письмо Ли, понося Вашингтона за нерешительность и умоляя генерала поспешить к попавшей в беду армии. Тут Вашингтон послал Рида в Пенсильванию сделать приготовления для отступавших войск.

В мрачный зимний день курьер вручил Вашингтону письмо, адресованное Риду. Главнокомандующий, полагая, что это деловой документ, сломал печать и погрузился в чтение: «Я получил ваше самое лестное письмо и вместе с вами оплакиваю ту фатальную нерешительность, которая на войне много хуже глупости и даже недостатка храбрости, случай может помочь ошибающемуся, однако если проклятье самого лучшего человека — нерешительность, — тогда его удел вечные поражения...» Вашингтон медленно сложил письмо, он совершил поступок, недостойный джентльмена, читал личную переписку других!