Станислав Калиничев - Невенчанная губерния

Члены правления неизменно сопровождали главного коммерсанта в его поездках, проверяли все расчёты, конечно же, старались закупать продукты «числом поболее, ценою подешевле». Но все равно после каждой новой закупки продукты в потребиловке дорожали. Правление, особенно те, кто имел надёжную связь с рабочим активом, не один раз высказывались в том духе, что надо требовать у хозяев повышения зарплаты. Но Кушнерук всячески отказывался от того, чтобы такая инициатива исходила от кооператива, хотя это была единственная организация, общая для всех шахтёров Назаровки.

Однажды Шурка принёс на заседание правления (а оно проходило в конторе, где кооперативу была выделена одна комната) порядком замызганный номер газеты «Русское слово». Ему передал его Четверуня. Там был напечатан отчёт про выступление в Государственном Совете министра торговли и промышленности Шаховского. Перед этим министр побывал в Донбассе и докладывал: «Топлива добывается мало из-за недостатка рабочих рук. А последних не хватает потому, что низка зарплата. В то время как цены на уголь поднялись на 100 проц., заработная плата в угольных предприятиях прежняя и лишь в отдельных случаях поднялась на 4–5 проц., при крайнем вздорожании жизни».

— Ты вот это зачитай на правлении, — посоветовал Четверуня.

Но никакие доводы не помогали. Управляющий находил сто причин: подорожал крепёжный лес, задержки на транспорте…

И тогда по Назаровке из барака в барак пополз не то слух, не то предположение: надо готовиться к забастовке. День ото дня этот слух крепчал, наполнялся уверенностью. В очереди под магазином бабы открыто обсуждали мнение «комитета», хотя никакого комитета еще не было.

В жизни бывают события, которые всегда случаются неожиданно, даже если их ждали, готовились. Так неожиданно в Назаровке разразилась забастовка. В тот день ещё с утра всё шло своим чередом. Утренняя смена спустилась в забои, степными птицами курлыкали шкива бесконечной откатки, со свистом перешёптывались изношенные магистрали возле парокотельной, выпуская султанчики пара. Разошлись по своим местам слесари, кузнецы, ремонтники, выборка и погрузка. Скрипела перьями контора.

Братьев ещё с наряда погнали на вентилятор — там срочно меняли коренной подшипник. Делали это между сменами. Под шейку мощного вала подводили широкое полукольцо из мягкого сплава — баббита. Его надо было плотно посадить, а потом идеально, до зеркального блеска, выскоблить — отшабрить. Долгие месяцы безостановочно должен вращаться в этом ложе вал, малейшая неточность в подгонке и подшипник, на который опирается вал огромного, в два-три человеческих роста, тяжёлого пропеллера, разогреется и вытечет. А у Шурки глаз как алмаз, и руки не из зада выросли — с шабером никто из слесарей лучше него не работал. В общем, поставили вентилятор, залили между сальниками олеонафт, запустили машину. И, кажется, почувствовали, как под землёй свободно вздохнули шахтёры — огромная крыльчатка с гулом погнала воздух.

Все слесари, а их было человек шесть, возвратились в мастерскую. Те, которые дежурили ночью, пошли домой, а братьям Брюханец наказал пойти на выбору — там что-то ленту перекашивало. И только они собрали инструмент и наладились идти, как со стороны ствола послышались тревожные звонки, кто-то сбежал по трапу с эстакады. Дурную весть всегда опережают какие-то признаки, вроде перед нею катится воздушная волна. Шурка вылетел из мастерской и увидел, что от ламповой кто-то бежит к стволу. Кинулся и себе. Серёжка — за ним. Когда вскочили под гулкий шатёр приёмной площадки, там уже собралось с десяток человек. Среди возгласов ребята поняли главное: «слесаря ушибло».

Медленно шёл канат, вытаскивая клеть. Вот она поднялась над приёмной площадкой, зависла над зияющей пропастью ствола, в это время с лязгом сошлись «кулаки», перекрывая бездну, и на них, толчками оседая всё ниже, опустилась и замерла клеть. Стволовой распахнул железные дверцы — и в тот же миг братья бросились помогать шахтёрам, которые выносили из клети старика Лепёшкина. По его чёрному лицу, по налипшей угольной пыли тёмно-красным лаком расползалась кровь. Когда Шурка поднимал его, Лепёшкин открыл глаза и, морщась, попросил: — «Осторожно — ноги!».

Его положили на носилки — обычные, деревянные, на которых таскают кирпичи и песок, — чтобы нести в больницу. (В Назаровке, на Втором номере имелась больница на десять коек и фельдшер при ней). Но в это время к носилкам через уже довольно плотную толпу протолкался надзиратель.