Станислав Калиничев - Невенчанная губерния

Кузнец снял рубаху, сапоги, остался в холщёвых штанах и босой. — Ну, что, — с напряжённой улыбкой, за которой угадывались и нервозность, и неловкость, обратился к мужикам Эраст Карпович, — я и вы оба возьмём на себя обязанности судей. — Он повернулся к соперникам и театрально взмахнул рукой: — Начинайте, прошу!

Абызов как-то враз подал голову вперёд, втянул чуть ли не до хребта живот и пошёл на кузнеца. Одна его рука была далеко вытянута вперёд. Иван Иванович стоял на месте, расставив ноги и приподняв локти, как будто приглашая противника обнять его.

Стало тихо. Мужикам показалось, что молодая зелёная травка зашелестела под ветром.

Подойдя к кузнецу, Абызов резко нырнул, пропуская свою руку ему под мышку. А кузнец не отстранился. Он даже подался вперёд и тут же, приседая, замкнул свои объятия на спине атлета. Правая рука нападавшего оказалась в охапке кузнеца, прижатая намертво к торсу. Абызов попытался сделать резкий нырок, чтобы высвободиться, но кузнец сдавил его и легко, как мальчишку, поднял над землёй. Не зная, что делать с ним дальше, Иван Иванович трепанул барина в одну сторону, в другую и, не опуская с груди, шмякнул спиной на траву.

Раздались свистки мальчишек, которые подошли и стояли за спинами мужиков. Абызов вскочил на ноги — весь красный, растерянный, готовый взорваться от досады. Но сдержался, не глядя на кузнеца, холодно сказал:

— Твоя взяла. Получи призовую десятку.

Тот взял деньги из рук церковного старосты, сунул их в карман штанов и, усевшись на траве, деловито стал наматывать на ногу портянку. Абызов боялся встретиться взглядом с Логиным. Втянув голову в плечи, буравил глазами землю. «Расхвастался!» — думал он, укоряя себя.

— Постой! — крикнул вдруг сидящему на траве кузнецу. — Не спеши обуваться. Я имею право на реванш.

И сразу ожил красавец барин, приосанился, повёл плечами, отчего зашевелились под гладкой кожей бугры мышц. Кузнец задрал голову, рассматривая это диво. Улыбаясь в бороду, лукаво спросил:

— Барину денег али чести жалко?

— Ты меня не понял, — отметая шутки в сторону, строго сказал Абызов. — Приз — твой, победа — твоя. Этого никто не оспаривает. Но есть правило: побеждённый, то есть я, может потребовать реванш, ну… ещё раз выйти на поединок. Это для того, чтобы исправить ошибку или убедиться, что проиграл бесспорно более сильному. Понял? Мне нужен шанс: или оправдаться, или смириться с поражением.

Кузнец встал, отбросил в сторону сапоги и, ворча себе под нос: «Неймётся барину, гордыня гложет…» — пошёл на середину поляны. Абызов весь подобрался и осторожно, как охотник, который боится спугнуть зверя, стал приближаться к противнику. Но кузнец на этот раз не стал ждать, а сам пошёл ему навстречу. И когда сошлись, попытался схватить барина за руку, но тот резким движением отпрянул в сторону. Иван Иванович и так, и этак пытался сойтись с Абызовым, но атлет лёгким мячиком отскакивал то в одну, то в другую сторону, дразня противника.

— Барин вызвался бороться или плясать? — выпрямился кузнец. — Я так не умею.

— Но это же борьба за захват! — обиделся Абызов. — Я не хочу, чтобы ты ещё раз поймал меня, зато сам хочу поймать тебя на удобный захват.

И снова пошёл на кузнеца. Тот рискнул — дал схватить себя за левую руку, но тут же поймал его запястье свободной правой. Рванул на себя, но Абызов изогнулся в поясе и едва не захватил сбоку потерявшего терпение кузнеца. Они сомкнулись руками, и напористый мужик стал тянуть на себя противника. Но тот отступал, уходил, выбирая момент для броска. Вот уже кузнец оттеснил его на самый край поляны, дальше — пашня… А он прёт… И тут Абызов не удержался от искушения: ослабив сопротивление, нырком ушёл в сторону, поймав напирающего кузнеца на подножку. Иван Иванович, как подстреленный на лету, обрушился наземь.

На краю поляны, у самого начала пашни, стоял межевой камень, наполовину вкопанный в землю. Над травкой возвышался рыжеватый лоб грубо отёсанного песчаника. Кузнец упал не на лопатки, он упал боком, рёбрами о каменную глыбу. В груди у него что-то хрупнуло, от острой боли на какой-то миг он потерял сознание. Но тут же пришёл в себя и сгоряча стал подниматься на ноги. Он увидел, как бросились мужики к Абызову.

— Подножка! Не честь барину!

— Я споткнулся! — закричал тот испуганно. — Это не в счёт, у меня нога за кочку зацепилась…

Он бы ещё объяснял, но мужики бросились к Ивану Ивановичу. Лицо кузнеца посерело.

— Всё! Я больше не борюсь! Я сдался. Случай такой — споткнулся о кочку, а вышла подножка… — говорил Абызов, поспешно натягивая брюки.