— Ваше благородие, уйдите от греха. Из толпы кто может и обушком тюкнуть.
Рядом с Абызовым стояли трое солдат, которых прислал Полторадня. Обленившиеся в лагере, они были наверняка распропагандированы, возможно, что агитация среди военнопленных велась именно через них. На помощь такой стражи нечего было и рассчитывать. Видя, что попытка стражников прорваться в толпу безуспешна, Абызов выкрикнул с обидой в голосе:
— Вы… вчера мне обещали! Я своё слово сдержал, хотел уже набавить… Но теперь выбирайте представителей — только с ними буду разговаривать.
И скрылся в конторе.
Толпа ещё долго шумела. Шахтёры выбрали троих представителей, обсудили список требований (он был заготовлен заранее). Потом делегация пошла в контору и вскоре вернулась. Из всех пунктов хозяин принял один — «более вежливое обращение». Другие или отвергались, или принимались частично. Что же касается главного — повышения зарплаты, он соглашался прибавить по десять копеек на рубль сдельщикам и пятак — подёнщикам. Сообщение об этом вызвало стон разочарования. Обозлённые люди стали расходиться, твёрдо обещая друг другу к работе не приступать, пока не будут удовлетворены все требования.
Несколько дней Шурка провёл в бегах. Ночевал он в казарме харьковской артели на Листовской. Через Романа познакомился с несколькими товарищами из Макеевки — вместе ходили по соседним рудникам, пытаясь провести где беседу, а где собрание. На мелких шахтах очень сильно было влияние эсеровских организаций. Однажды рабочие довольно ощутимо помяли их и выгнали (благо, хоть не сдали в полицию!) за высказывания против войны.
Страсти накалялись и на Листовской. Ночью в хату проходчика Монахова, одного из тех, кто приводил из Макеевки «товарища Андрея», ворвались трое неизвестных с чёрными рожами. (Делалось это просто — на голову натягивался дамский фильдеперсовый чулок). Монахова выволокли во двор и жестоко избили. Один из бандитов сказал: «Уходи с посёлка. В другой раз убьём». В ту же ночь они вломились в барачный отсек другого активиста, но, не застав его, учинили разгром, насмерть перепугав жену и детей.
А ещё через день понаехали полицейские, с озабоченными лицами обнюхивали шахтный двор, осматривали мастерские, ламповую, угольный склад и даже рылись в золе котельной. Шахтёры терялись в догадках — отчего такой переполох? Позже выяснилось, что пропал Карим — один из подручных Али, принимавший участие в избиении забастовщика. В комнате, где жили абызовские наёмники, остались его вещи, документы… Карим даже не успел получить очередное жалованье. Вышел из конторы и исчез. Как на небо вознёсся!
Между тем, в Назаровке стачка проходила организованно, поводов для вмешательства полиции не было, поэтому Шурка решил возвратиться домой.
Шагая полуденной степью, грязно-бурой, отдавшей все соки разлетевшимся по свету семенам, он издали видел трубу парокотельной и террикон Первого номера. На решётчатых фермах копра безжизненно застыли шкива — большие колёса, с которых ниспадали канаты в главный ствол.
А в посёлке — как в воскресный день. Да что там — ещё оживлённее! В обычное воскресенье после шести дней тяжёлой работы люди в основном отсыпались. А тут выбрались — кто заборчик чинит, кто грядку под зиму копает или дыры в стенах глиной заделывает. На площади перед кооперативной лавкой обычная очередь, а на базарчике, как выброшенные в белый день совы, кружат мужики, собираются группками — непривычно им в такое время быть не у дела. Вот и обсуждают «вдогонку», что следовало ещё записать в требованиях. Многие растеряны, пытливо присматриваются к приятелям — не подведут ли? Все ли будут бастовать до конца, как договорились?
Когда Шурка проходил по улице, его окликали, подзывали к себе. Однако он спешил домой. А там тоже стройка. Сергей и Гаврюха раскидали порожек и наладились мастерить коридорчик. Даже точнее — тамбур, чтобы не прямо с улицы заходить в комнату. Оно уютнее, да и зимою не так будет дуть.
— Мы тебя заждались, — обрадовался брат. — Четверуня уже спрашивал. Велел мне собираться на Листовскую, если ты к вечеру не придёшь.
Парни рассказали ему, как прошёл тут митинг, как нагрянули казаки. Вначале они хотели разогнать рабочих, есаул даже скомандовал: «Марш по домам!» Но только куда же по домам? А кто работать будет? Управляющий стал объяснять, что митинговать, конечно, не надо — время военное, лучше идти на работу, а если есть какие претензии — составить их письменно и подать в контору.
Читать дальше