Гаджимурад Гасанов - Зайнаб

Больше всего сельчан поражало не это, а другое: от ночного воя волчицы за околицей села дрожало все живое в селении, только не Дервиш-Али. Это первый день ее появления он испугался не на шутку. Он нашел в себе силу заколдовать ее, сделать ее не опасным себе, даже на первое время сделал ее своей напарницей. Но для обычных людей с обычными представления волка, волчицы это все оставалось тайной за семью печатями.

Теперь, с каждым днем, сельчане в облике лица, на всем теле, в кривых, как-то вывернутых ногах, в длинных с очень длинными, крючковатыми пальцами руках, во взгляде изподлобья Дервиша-Али находили черты, не характерные обычному человеку. Его удлиненное лицо, начиная со впадин глаз, было покрыто густой рыжей растительностью. Из-под густых бровей тянулись две кривые бороздки, оставленные кривой сохой на прыщеватом лице, тянущем в сторону углов рта двумя непослушными быками. Создавалось впечатление, что эти кривые, угловатые линии разделяют его впалые в огромный рот щеки, с разрезом от уха до уха, на две непонятные дольки. Эти кривые линии, сделав петлю, углублялись в верхнюю губу, безобразно выпученной и тянущейся вперед морды. А кончик длинного, с какими-то наростами крючковатого серого носа, берущего свое начало с низкого покатого лба, тянущегося сверху вниз, влезал в губастый рот. Его серая верхняя заячья губа то и дело впадала в его беззубый рот, откуда слюна длинными нитями падала на его, выпученный вперед, покрытый рыжей шерсткой подбородок. Из-под его рыже-бурых бровей, сидящих на его покатом лбу, из-за гноящихся век без всякой растительности, выглядывали круглые желтые глаза, в них отражала тревога, какой-то холодный магнетизм и страшная животная сила.

Охотники, понимающие даже язык зверей и птиц, очень сложно определяли, что он говорит. С его впалого во внутрь рта, все время чего-то жующего, слетали звуки, не похожие ни на мяуканье дикой кошки, ни на скулеж волка. От чего домочадцы дяди Курбана страшно пугались и старились прятаться от него подальше. Странные были эти звуки, до того странные, что дети от них теряли дар речи, собаки от страха дрожали, пуская себе на живот оранжевую струю, у копытных подкашивались ноги и падали на месте, страшно мотая головами.

А когда у дяди Курбана из курятника стали пропадать куры, из кладовой вяленое мясо, мука, крупа, а у сельчан прямо со стойла, то там, то сям, стали пропадать овцы, сельчане совсем запаниковали. Возникает вопрос: если дядя Курбан кормит гостя лучше любого члена семьи, тогда зачем красть! Даже волки, и то на своей территории сторожат отару овец, не дают другим волкам на них напасть, тем самым создают нормальные условия для безопасного существования стаи на своей территории. Если кражей занимается Дервиш-Али, то что же его на это побудило? Если вор не он, то кто же? Со времен основания села старожилы не помнят, чтобы здесь кто-то у кого-то чего украли. Не волчица же, рыщущая на окраинах села? А если она на самом деле оборотень? Тогда человеку-оборотню не должен же оставаться голодным: ему на питание нужно как мясо, так и мука? Должен же он оборачиваться из волчицы в женщину, из женщины волчицу? Тем более, при оборачивании человек теряет очень много физических и моральных сил, наверное, кушать хочется страшно, даже целого быка.

Теперь Дервиш-Али стал пропадать из селения двумя-тремя сутками. Куда он уходит, в какие горы, дебри, где он проводит все это время и с кем, знал только лишь один Аллах. Жил как оборотень, исчезал как оборотень, появлялся как оборотень…

С каждым днем портились отношения между Дервиш-Али и членами семьи дяди Курбана. И они дошли до такой критической черты, до такого кипения, что один день утром из дома Курбана раздались такие плачи, такие вопли, что привело в ужас жителей всего села. Река, на которой стояла сельская мельница, с приходом морозов с каждым днем мельчала. Пока мельница не станет, дядя Курбан на волах, запряженных в сани, рано утром отвез на мельницу на молотьбу последние три мешка зерна. Он должен был вернуться с мельницы поздно вечером. Когда он не вернулся и ночью, рано утром сын Муслим на канне помчался на мельницу. Когда он прибыль на мельницу, какое же у него было удивление, когда он нашел его у еще не погасшего очага с вырванным горлом. Мельница, как после пурги, вся была заполнена снегом. Внутри мельницы, на небольшой площадке перед ней были многочисленные волчьи следы, тянущиеся с той стороны реки. В селении, по мнению старожилов, находился только один Дервиш-Али, способный на такую жуткую смерть. Но домочадцы, жители селения были озадачены тем, что Дервиш-Али последние трое суток сильно болел. Он ослаб так, что не то что из дома уйти и убить дядю Курбана, кружку воды без посторонней помощи ко рту преподносить не мог. Возникал риторический вопрос: «А если он обернулся волком? Пока из тех, кто домочадцев, кто сторожил его на несколько минут отключился, не мог ли он домчаться до мельницы, убить старика и вернуться». В том то и дело, что в ту ночь его сторожил Муслим. А он ни на секунду не смыкал глаз, за это он может поклясться на Коране. Тогда кто?.. На этот вопрос нужно было находить ответ.