На тулупе муж противно замычал, стал ворочаться с боку на бок.
— Вина, принесите вина-ааа… — во сне заговорил муж.
— О, Аллах, сделай так, чтобы он задохнулся в море вина! Чтобы ты и на смертном одре, мучаясь от жажды, не нашел капли воды! Дай Аллах, чтобы ты до наступления светлого дня тебя проглотил Азраиль! Дай Аллах, чтобы крыша твоего дома стала домом для черных воронов! — по ее щекам, посиневшим от побоев мужа, друг за другом потекли две крупные капли слез. — Бедная, бедная, Шахрузат! — взяла и к свой щеке приложила ее горящую, как уголь, руку. — Что же будет с тобой, когда я покину этот дом?.. Нет, нет, доченька, я и тебя надолго здесь не оставлю… — вдруг ее скрытные мысли, которые боялась произносить доже в мыслях, вдруг вслух выпалила перед девочкой, которая бредила то ли от полученных увечий отчима, то ли от тяжелой болезни. Нигар пугливо взглянула на дочь, не услышала ли она ее мысли вслух.
Шахрузат, как будто ей здесь не хватало воздуха, тяжело и часто дышала. Губы ее от побоев вспухли, нос весь был в кровоподтеках и забит спекшейся кровью. Возможно, от того она трудно дышала. Две пальцы на руке были сломаны. Нигар, приложив огрызки прутьев с боков пальцев, их, как могла, забинтовала.
Она, вся красная от слез, оглянулась по сторонам. Везде в пакетах и кульках лежали ее вещи. Но она чего-то выжидала. Никак не могла в таком состоянии оставлять дочку. Но промедление было смерти подобно. Если вдруг проснется Мямуч и увидит, что замыслила его жена, он зарежет ее, как овцу, даже глазом не моргнет!
— Сейчас или никогда! — прошептала Нигар.
Но вдруг когда в постели заворочала дочка и больно заплакала, она упала перед ней на колени:
— Нет, нет, свет очей моих, даже не вздумай сомневаться, что я оставлю тебя одну с этим зверем, а сама уеду куда-то!.. — горячая волна, внутри воя и ревя, подкатывала к горлу, — как только найду место, куда бы мы могли приютиться, я сразу приеду за тобой, моя золотая.
Но какой-то внутренний голос говорил совершенно другое, как только она покинет это ненавистное место, она больше суда никогда не вернется, даже хоть земля перевернется, хоть небо низвергнет на землю, хоть море станет на дыбы.
Девочка опять во сне заплакала. Ее сомнениям придали силу угрозы, раздаваемые Мямучом в ее адрес.
— Нет! — твердо отрезала она, — В этом логове горной гюрзы мне боль места нет! Порядком от него перетерпела, и его «ласками» увесистыми лапами по всему телу сыта по горло! — ладонью прошлась у себя по горлу. — Может, моя дочь, — вырвались давящие вопли из горла, — может, когда я уеду, он сжалится над сиротой… — ее сердце вдруг вырвалось из груди, где-то там внутри затрепетало, запрыгало и давяще застряло в горле. — Моя красотка, моя ненаглядная, — тихо плакала Нигар. — Какой тяжелый грех накладываю себе на душу! Люди, что я делаю? Что я делаю?! — на спину накинула тяжелый узелок с вещами, одним глазом воровато глядя на спящую дочь, тихо вышла в коридор, оттуда во двор. Даже Тарзан толком не почувствовал, куда она направляется, поэтому даже не пикнул, не высунулся из конуры…
Шахрузат ходила в первый класс. Но послн ухода матери она третий день не ходила в школу, у ворот на скамейке она ждала матери.
— Как? — не верилось ей, — отчим сказал, что моя мама оставила меня и бедного Тарзана, а сама ушла в другой дом? — не верилось ей. Она никак не верила, что мама может так предательски поступить. — Нет, это не правда! Отчим все врет, от того, что он мою маму не любит. Ты же не бросила нас, правда же, мама? — обращался он к матери. — Я знаю, ты рано или поздно за нами приедешь. Правда же, мама? — она заглядывала далеко на высокие холмы, где за синевой тумана терялась серпантином дорога.
Она кулачками размазывала по щекам крупные горячие слезы, а они из глаз все капали и капали:
— И Тарзан крепко скучает по тебе, мамочка, с моих рук даже хлеба не берет, положив свою умную мордочку на передние лапы, все лежит во дворе и все время прислушивается, когда ты войдешь во двор, приготовишь ему вкусную похлебку. Видишь, и сейчас лежит и чутко прислушивается к шорохам за двором. Когда я плачу, он тоже скулит, плачет со мною. Бедный, Тарзан, знаю, что тебе таскливо без матери… И меня таска гложет, понимаешь? — навзрыд заплакала Шахрузат.
Тарзан вместе с ней так печально завыл, заскулил:
— Ау-ув-ввв…. Аввввв-вввв.
— Теперь нам еду готовит зеленоглазая тетушка Пери, — все жаловалась матери Шахрузат. — Говорят, что она, сразу же, как только ушла из дома помирилась с отчимом. Теперь они друг в друге «душу не чаят». Она свою дочку сватает за нашего отчима. Это и я вижу невооруженным взглядом. По вечерам они стараются меня укладывать спать как можно раньше, думают, что я ничего не понимаю. А я-то слышу, как они, уткнувшись нос в нос, шушукаются насчет предстоящей свадьбы…Вчера вечером отчим за себя засватал дочку этой стервятницы. Я подумала, что эта старая карга даже спать к себе не пойдет. Так и вышло, на ночь она осталась у нас. Сказала, что свою ненаглядную дочь на несколько дней отправила в Дербент к тете, а она теперь днюет и ночует у нас. Она днями и ночами чистит полбу на свадьбу… «Радуйся, малая, — говорит вчера мне за обедом, — на днях твой отчим тебе приведет маму, красивую, как куклу. А тебя, говорит, выкинь из головы. Если, говорит, она тебя любила, тебя бы, как волчонка, не оставила бы у чужого человека, а сама бы не сбежала к чужому мужчине». Я-то знаю, мамочка, она на тебя наговаривает. Мамочка, милая моя мамочка! — щекой приложилась к стволу яблони, растущей у их ворот, и горько-горько заплакала. — Прошу тебя, умоляю тебя, приходи, как можно скорей, и забирай меня с собой из этого дома. Этот дом опротивел мне. Слышишь меня мамочка? Я больше не хочу здесь оставаться.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу