Валентин Пикуль - Площадь павших борцов

Сталин, сущий дилетант в вопросах стратегии, по-прежнему был уверен, что снова подвергнется нападению Москва — ложная операция «Кремль» убедила его в этом, а потому возле столицы были развернуты главные резервы. Особой озабоченности у Сталина еще не было, хотя он уже понимал, что маршал Тимошенко это лишь парадная вывеска довоенных времен, а к управлению армиями он полностью неспособен. Но…

— Где мы сыщем Гинденбурга? — не раз говорил Сталин, перебирая военачальников, способных выправить положение на южных фронтах.

В один из дней А. М. Василевский застал Сталина беседующим по телефону, и речь Верховного была раздраженной:

— Вы постоянно твердите мне о слабости противника, но при этом требуете от меня новых резервов… У меня нет танков! Я вам для Харькова уже дал танков гораздо больше, нежели их было у противника, но вы не умеете их использовать, а кончилось все тем, что половину танков отдали противнику…

Разговор окончился. Поймав на себе вопросительный взгляд Василевского, Сталин сказал, что звонил Тимошенко.

— Тоже не… Гинденбург! — вдруг сказал он.

Было видно, что Сталин ищет ему замену, но еще не решил, на каком из полководцев остановить свой выбор. Задумчиво набивая табаком трубку, Верховный недовольно проворчал:

— Еременко тоже… но в обороне был совсем неплох. Вообще-то генерал из драчливых. Жаль, что он сейчас ранен.

Если «кадры решают все», то война, самый жестокий судья, сама отбирает кадры, внимая гласу народному, гласу Божьему.

Но Сталин этого еще не понимал — он желал назначать людей указом, считая, что его указа вполне достаточно, чтобы человек, отмеченный его доверием, сразу заблистал талантами. После провала Керченской операции уже был образован новый для страны фронт — Северо-Кавказский, а командовать этим фронтом Сталин послал — кого бы вы думали? — опять-таки песенно-конюшенного Буденного, которого уж никак не причислить к плеяде всяческих «гинденбургов». Мало того Сталин указал ему — заодно уж — командовать и Черноморским флотом, что, сами понимаете, не вызвало бурной радости среди моряков-черноморцев.

Сталин злобно выколачивал пепел из своей исторической трубки.

— Ладно, — сказал он Василевскому. — Вы позвоните Еременко в госпиталь. Справьтесь о здоровье. А я то я звонить не хочу… чтобы он не зазнался!

Вернемся в Киренаику…

После падения Сингапура удержание Тобрука стало для Черчилля вопросом его политического престижа, а сам Тобрук, если говорить честно, стратегической ценности не представлял. Вряд ли он был нужен и Гитлеру, но для Роммеля этот город-крепость значил многое.

Как только не называли Роммеля — ловкий фокусник, шарлатан, цирковой эксцентрик, авантюрист и далее эквилибрист на проволоке. Согласен, что Роммель действовал иногда как азартный игрок, часто ставя все на карту — и эта карта оказывалась козырной. Роммель всегда верил в победу, испытывая величайшее презрение к противнику, а степень риска он просто не считал нужным учитывать, слепо доверяясь фортуне, которая ему благоволила…

Во время своего последнего визита в Берлин Роммель был, конечно, извещен о планах вермахта в предстоящей летней кампании. Сейчас он сидел в штабном автобусе, изнутри обвешанном картами, и говорил, что Каир сам по себе ему не важен:

— Важен Суэцкий канал и выход в Палестину, а где-то там, в безбрежном отдалении, в конце лета я пожму руку Клейсту, чтобы совместно следовать… хотя бы до Индии!

По общей договоренности между Гитлером и Муссолини Эрвин Роммель, если ему удастся взять Тобрук, обязан был перейти к жесткой обороне, пока не прояснится обстановка на русском фронте. Но, кажется, сидеть в обороне Роммель не собирался… Он открыл бутылку с кьянти и вспомнил о Паулюсе.

— Интересно, кто из нас двоих скорее управится! или Паулюс выберется к Сталинграду или я отберу у англичан этот проклятый Тобрук, который Окинлеку Кажется неприступным Карфагеном… Интересно! — с Удовольствием повторил Роммель, хмелея. — Между мною и Паулюсом нечто вроде спортивного соревнования: кто оборвет ленточку на финише раньше? Но Паулюс сойдет с дорожки скорее меня, а этот великобританский Карфаген скоро станет моим…

Май был на исходе, а в конце этого меся Каир был встревожен радостными слухами из Тобрук

— Роммель дошел до конца веревки, на которой скоро и будет повешен… Разве вы не слышали последнюю новость? Роммель неудачно обошел бокс Бир-Хакейм и застрял у дороги на Капуццо… Да, приятно, что Роммелю приходит конец. Но жаль, если война в Ливии закончится: где еще мы будем так весело жить?