Валентин Пикуль - Пером и шпагой

Два больших корабля — и Россия и Франция! — после совместной баталии теперь медленно расходились бортами в разные стороны и уплывали своим курсом.., в беспределье, в безвременье.

Печально это, читатель. Очень печально!

Франко-русский союз оказался недолгим, непрочным, он не выдержал испытания огнем и временем. Русский историк К. Гринвальд, живущий и работающий во Франции, пишет:

«…союз, заключенный Людовиком XV и Елизаветой, возник, очевидно, преждевременно. Потребовалось еще сто лет, чтобы правящие круги Франции осознали размеры германо-прусской опасности и значение России для поддержания европейского равновесия…»

Сначала мы воевали с Францией — в 1812 и в 1854 годах.

Потом мы стали дружить с Францией, и в двух колоссальных мировых битвах кровь русская перемешана была с кровью французской. Наши маршалы носили ордена Франции, наши ордена носят летчики Франции… Отделенная от нас Польшей и Германией, эта страна близка нам, русским. Может быть, причиной тому искусство — музыка, литература, живопись. Искусство — оно сближает народы!

Корабль Франции уплыл от России, и Воронцов дождался опалы. На его место — управлять всей внешней политикой — явился деловитый Никита Панин с докладами точными — как алгебра:

— Англия! Особый интерес в нас имеет, паче того — негоциацию: хлеб, пенька, смола, лес. Но в земли восточные проникнуть через наши же просторы желает, и вредила и вредить еще будет.

— Австрия! На наших же штыках желает с турками совладать, но поблажки не жди, матушка: славян, нам кровных, содержит в рабстве своем не слабее турок. И на Дунай пойдет Русь наша с боями великими через венскую хитрость, через козни венские.

— Пруссия! Фридрих спит и видит, умаявшись в борьбе с нами, как бы ему Польшу разодрать, благо страна сия ныне самая безобидная стала, и до союза с нами, матушка, Фридрих весьма охоч будет. Держать же короля станем на привязи; иной раз пруссаков и подкормить не грех, дабы не закочевряжились…

Никита Иванович с достоинством поклонился:

— Вот каково тебе досталось, матушка, наследство от прошлого: прими и владычествуй нам в радость.

И в ответ Панину поклонилась Екатерина — с иронией:

— Хороший же узелок завязала покойница Елизавета! Однако не из пужливых я, сам ведаешь. И мыслю наперед тако: первое есть и наиглавнейшее

— воссоединить с Великой Русью народы украинский и белорусский. Турцию, дабы не алкала более крови славянской, усмирить войною! И на веки веков стоять от Черного до Балтийского моря крепко. Во всю ступню! России быть в первом ранге, говорила не раз покойница Елизавета, и в том я с нею полностью согласуюсь…

Примчался из ссылки опальный Бестужев-Рюмин, «Меня-то, меня забыли!»

— так и было написано на его лице. Но императрица андреевскую ленту на грудь ему повесила, и — от ворот поворот.

— Немыслимо, — призналась Екатерина Орлову, — быть ему при моей особе: тетушку продавал, и меня продаст, ворон!

Старый карьерист не хотел сдаваться так просто. Бестужев выдвинул в сенате подхалимский проект: сразу же (!) присвоить Екатерине титул «матери Отечества» и немедля окрутить ее с Григорием Орловым.

Бестужев действовал активно. Заручился поддержкой духовенства, собирал под своим проектом подписи вельможные. Гришка обрадовался, что царем станет, но Екатерина повелела проекты Бестужева бросить в печку и забыть о них, как о бессовестных.

— Я и сама, как женщина вдовая, вольна собой располагать. А ты, Петрович, — сказала она бывшему канцлеру, — не суетись шибко, коли кавалером андреевским стал, и езжай куда-нибудь к водам теплым. Пора тебе о здоровье своем поразмыслить…

Вельмож века Елизаветы, что поседели в кознях и хитростях, она осыпала милостями, но разогнала их умирать своей смертью по задворкам империи. Теперь, в канун решающего часа жестокой битвы с Турцией, России требовались новые дипломаты и молодые полководцы — не чета старым.

Мы не прощаемся с Россией, как это сделал де Еон. Мы, читатель, еще вернемся к России.

Просматривая однажды «Опыт российской библиографии» известного Сопикова, я под ј 4007 обнаружил наличие на Руси книги с таким сногсшибательным заглавием:

«Жизнь, достойная примечания прежде бывшего Кавалера д'Эона, а нынешней Г-жи д'Эоны де Бомонтъ. Переводъ с немецкого С. В.»

Книга была выпущена в Москве «с указного дозволения» в 1787 году, всего в 56 страниц серой шероховатой бумаги, на какой вообще печатались тогда книги. Ко времени выхода в свет каталога Сопикова (1815 год) книжица стоила ерунду — 25 копеек.