Валентин Пикуль - Баязет

Карабанов решил ждать у входа в павильон, стены которого были исписаны заезжими лунатиками-поэтами. Многочисленные перлы поэзии, вдохновленные употреблением нарзанов, испещряли гранит царапинами строчек. «Люблю тебя, дитя природы, за поступь дерзкую твою и за целительные воды, которые с тобою пью! ..»

— Господин, — сказал Карабанов одному из словоблудов, — а ьам не стыдно пачкать стены?

Фигура престарелого чиновника медленно повернулась к Андрею, прижимая к груди букетик цветов. Губа чинодрала была сизой, плотоядно отвисшей.

Щелкнув вставной челюстью, бритый оскалился.

— Ах, какой прелестной я несу эти цветочки, — сказал он, слезливо мигнув. — Вы не знаете ли случайно рифму на слово «солнце»? Первая строчка у меня получилась так: «Приходи скорее, мое солнце…» Не знаете?

— Знаю, — ответил Карабанов. — Можете записать: «Приходи скорее, мое солнце, забирай скорее мои червонцы! ..»

— Извините, — обиделась мумия, — но прелестная влюблена в меня бескорыстно…

Кто-то, неслышно подойдя сзади, закрыл Карабанову глаза мягкими ароматными ладонями. Тихий смех за спиной, дыхание женщины — всегда волнующее.

— Аглая! — сказал Карабанов, и ладони упали с его глаз.

Он повернулся. Его кузина, единственная из всей родни, которую он любил, стояла перед ним, такая чудесная, вся будто сотканная из легкого газа, с тихой улыбкой на крохотных губах.

— Боже мой! — растерялся Андрей, хватая ее руки и целуя их часто-часто. — Боже мой, как я рад, княжна… Милый вы мой, славный человек! Давно ли вы здесь? Как узнали про меня? Дорогая моя Долли!

Концом прогулочного зонтика она ударила его по плечу.

— Андре, — сказала она, сияя глазами, — я тоже рада вас видеть.

Куда мы отправимся, чтобы поговорить?

— Можно в «Марсель», — предложил Карабанов, памятуя о том, что в армянском ресторане после вчерашнего побоища, наверное, подают на плохой посуде.

— Нет. Там много знакомой публики… Неужели нет места поуютнее?

— А если поехать на Шави-Цхали? Там совсем пустынно, но слишком просто. И сидеть надо на коврах, поджав ноги.

— Чудесно, Андре! Поехали…

Разговор их был прост и ясен. Очень откровенен. Как и должно быть между близкими родственниками. Долли была очаровательна, бесхитростна, ее улыбчивые губы порозовели от вина.

— Я так рад, так рад, — не уставал твердить Карабанов.

— Что это за Аглая, которую вы ждали?

Андрей рассказал. Даже с подробностями.

— Не сердитесь на меня, Андре, — ответила княжна, — но я понимаю эту женщину. Она, очевидно, лучше вас. И когда роль любовника кончилась, вам больше нечего было делать возле этой женщины…

Босой официант с полотенцем на голове подал им шамт рк с нанизанными шашлыками и помидорами, принес ароматные хинкали, обсыпанные барбарисом.

— Не знаю, что такое, — мимо засмеялась княжна, — но л о очаровательно. Мои тетушки в Москве ужаснутся! ..

Карабанов щедро, под влиянием встречи и вина, раскрыл перед Долли свои карты.

— С меня уже хватит, — закончил он свой рассказ, — Я вкусил от сего горького плода и окривел. Пускай доедают его другие.

Княжна задумалась.

— Я еще молода, — ответила она не сразу, — но уже достаточно опытна. Правда, мой опыт тоже горек. Но он, очевидно, необходим для людей нашего круга. Я скажу вам, Андре, некоторые веши, которые вы никогда не надеялись услышать от своей Долли ..

Карабанов снова часто-часто расцеловал ее руки.

— Слушайте, Андре… Не ищите опять то, что вы потеряли.

Не цепляйтесь за аксельбанты, как бы они ни касались вашего носа. Поверьте мне — так будет лучше. Нам, женщинам, труднее вырваться из этого круга. Так будьте же мужчиной, мой дорогой кузен!

И они еще долго-долго беседовали, тряся свое отощавшее генеалогическое древо. А когда с него падал родственный им плод.

они как бы прикидывали его в руке — сколько он весит на сегодня в обществе?

— Что же мне делать? — спросил Карабанов. — Не ходить АС целый век в этих чикчирах!

— Идите в отставку, Андре… Возвращайтесь в Рязанскою.

Сейчас слишком изменились условия жизни, Андре, и можно сделать хорошую карьеру, устроившись по выборам! Вам совсем H-J обязательно блистать при оружии…

В город они уже возвращались на последнем дилижансе.

— Вы чудесный, Андре, — призналась княжна. — Но мне страшно за вас. И очень-очень беспокойно. Особенно после нашего разговора. ..

Прощаясь у пустынного подъезда гостиницы «Кавалерская», самой лучшей гостиницы в Боржоми, княжна сказала: