Георг Борн - Султан и его враги. Tom 1

Когда слуга доложил ему о Шейхе-уль-Исламе, он бросил сигару и поспешил навстречу своему могущественному покровителю, чтобы проводить его в гостиную.

Мансур-эфенди был по обыкновению спокоен и непроницаем. Оставшись наедине с Рашидом, он сел на подушку.

— Ты недавно просил моего покровительства для одного бедного софта [11] Софтами в Турции называют людей, изучающих законы и богословие. , — начал он, — сообщи мне некоторые сведения о нем.

— Ты и об этом помнишь, мой высокий и мудрый Мансур-эфенди! — восхвалял его Рашид. — Ты ничего не забываешь, ничто не ускользает из твоей памяти. Дозволь мне удивляться тебе и выражать мое благоговение.

— Кончай свои похвалы, — прервал его Шейх-уль-Ислам, — как зовут софта?

— Его зовут Ибам, могущественный и мудрый Мансур-эфенди! Ибам живет в доме своей матери, недавно умершей. Пока она была жива, он был зажиточен, теперь же, когда он должен хозяйничать сам, он стал беден, так как не знал цену денег и не обращал на них внимания. Оп живет в мире фантазий, и я боюсь за его будущее.

— Чем же бредит этот софт?

— Всем сверхъестественным.

— Сколько ему лет?

— Лет тридцать, но он выглядит пятидесятилетним.

— А где он живет?

— На Садовой улице, рядом с большим минаретом, мой мудрый и могущественный Мансур-эфенди.

— Ты не знаешь, почему он не занимает более высокое положение?

— Он и не стремится к этому! Он просто учится к мечтает.

— Он один живет в доме?

— Совершенно один.

— Велик ли его дом?

— В два этажа: внизу живет Ибам, наверху жила его мать.

— Общается ли он с другими софтами?

— Нет, он вообще избегает общества и живет совершенно уединенно.

— Значит, это именно тот человек, какой мне нужен, — внезапно сказал Шейх-уль-Ислам и встал.

— Смею ли узнать, в чем дело?

— Ибам через несколько дней станет знаменитым человеком, его будут посещать самые знатные лица, — отвечал Мансур-эфенди, — в его доме появится чудо.

— Чудо?

— Конечно! Чудо и знамение!

— Какое оно? Прости мне мое любопытство.

— Это ожившая из мертвых девушка, обладающая даром пророчества, которой являются чудесные видения, так что я мог бы назвать ее пророчицей!

— Пророчицей?

— Она будет находиться в доме Ибама!

— Должно ли это остаться тайной?

— Нет! Чудо могут увидеть все! Расскажи об этом и в серале, если хочешь!

— Султанша Валиде наверняка заинтересуется чудом, может ли мушир Изет донести ей об этом?

— Отчего же нет, ведь пророчицу могут посетить все! Только не упоминай при этом моего имени!

— Признаешь ли ты ее в самом деле пророчицей, мой мудрый и могущественный Мансур-эфенди?

— Пока еще нет, но в скором времени это случится, — закончил Мансур-эфенди разговор и простился с Рашидом, проводившим его до выхода.

Шейх-уль-Ислам снова сел в карету, приказал кучеру ехать на Садовую улицу и остановиться около большого минарета. Карета покатилась и вскоре остановилась у назначенного места.

Мансур-эфенди вышел и приказал кучеру ожидать его здесь, затем вывел Сирру из кареты и исчез с нею среди кустов и деревьев, окружавших минарет. Он довел Сирру, глаза которой все еще были плотно завязаны, до большого, слишком роскошного для предместья Скутари пестро раскрашенного дома, в котором, в большой комнате внизу, софт Ибам сидел с настольной лампой у рабочего стола и прилежно занимался вычислением математических формул. Возле него лежали открытые книги по астрономии, а сбоку стояли реторты, до половины заполненные всевозможными эссенциями, колбы странной формы и многие другие предметы, назначение которых для несведущего было непонятно.

Софт Ибам был так погружен в свое занятие, что был глух и слеп ко всему остальному. Дверь его дома была еще не заперта, хотя уже приближалась полночь. Его бледное лицо с большими беспокойными темными глазами, редкие, местами уже поседевшие волосы, длинная борода — все это подтверждало не только усердие, с которым он занимался своими математическими вычислениями, но и справедливость слов Рашида, недавно намекнувшего, что в будущем ему грозит сумасшествие. Но он был еще в полном рассудке, если не считать его веры в сверхъестественные явления и его беспокойного стремления во что бы то ни стало постичь непостижимое.

Мансур с минуту смотрел с безлюдной улицы в окно на мудрствующего софта, и довольная улыбка скользнула по его мрачному лицу. Этот софт был именно тем человеком, который был нужен для исполнения планов Шейха-уль-Ислама — из него можно было сделать фанатика, готового пожертвовать жизнью ради своего дела.