Михаил Задорнов - Рюрик. Полёт сокола

— Погоди, мать-Мара, скоро уже приду, вот дай только последнее на этом свете дело свершить для Новгородчины, какое я задумал, — в голос молвил старый князь. Его охоронец и ухом не повёл: ведал, когда князь просто сам с собою беседу ведёт, а когда к нему обращается. Вергун был не токмо охоронцем, но и постельничим, и собеседником, и помощником князя во всех делах теремных. Летами немолод, да крепок, будто комель дубовый, плотный, основательный.

— Пойдём-ка, братец, — кликнул князь, — в светлице малой привечать волхвов будем, в гриднице больно места много, душевности нет.

— Так уже всё готово, княже, полы метены и скоблены, лавы красными оксамитами покрыты, — ответил верный страж, подхватывая Гостомысла под локоть крепкой рукой.

— Как меркуешь-то, Вергун, — спросил князь, с помощью охоронца и посоха усаживаясь на своём резном троне, — может, стоило кого из бояр пригласить на сию беседу?

— Нет, княже, — мотнул головой охоронец, поправляя полы княжеского кафтана и соболью шапку, что сдвинулась набок. — То когда-то звание «боярин» значило «ярый воин», кто один супротив целого отряда биться может, имеет сердце чистое да клинок верный, роду своему и князю с честью служит. Так в старину было, да время течёт и всё меняет. Нынешние бояре все богатством, да почётом, да имуществом разным обросли, какая уж тут ярь?

— Есть такие, что зажирели, одышкой страдают, согласен, да совет-то дельный могут дать?

— А как могут дать совет те, кто в рабстве пребывают, не видишь разве? — искренне удивился воин. — Вот взять хотя бы Горевату, куда ж ему быть свободным человеком, ежели у него одни солеварни какую прибыль дают, а большие деньги больших забот требуют, им служить надобно, причём денно и нощно! Это, княже, покрепче цепей и плетей жестоких. От цепей, бывает, избавляются и бегут, а от своих оков не сбежишь. А у него, кроме солеварен, ещё и поля огнищанские, и промысел звериный, да всё, что добыто, продать надо. А кому — хоть лешему, хоть врагу, с любым в сговор войдёт, лишь бы добро прибывало. Вот он и вертится, чтоб много чего уладить, обойти, уговорить, подкупить, да чтоб от воровства, кое всегда при больших деньгах живёт, урону не было, всего не перечислить…. Одно слово, нет того рабства крепче, чем достаток лишний. Нет, княже, сие важнейшее дело вначале волхвы решить должны, а уж потом, по их слову, и всё остальное приложится…

— Княже, волхвы пожаловали, — доложил гридень теремной стражи.

— Зови! — кивнул князь.

Неспешно и с достоинством вошли длинноволосые и длиннобородые волхвы во главе с самым старшим седым Богумилом из Нов-града, служителем священного урочища Перынь. Следом шёл изборский волхв Древослав, улыбчивый, с добрым прищуром внимательных очей. Третьим был ильмерский волхв Хорыга, высокий кряжистый муж средних лет, которого, ежели б не длинные власы и борода, можно было принять за воина. Одеты были волхвы в свою обычную одежду из выбеленного конопляного полотна, с особенным у каждого посохом и обережными знаками на поясе и на груди. Почтенные гости прошли и, поздоровавшись с князем, чинно уселись на широкую дубовую лаву напротив Гостомысла.

— Отцы, — обратился к ним князь, — днесь о полудне зрел я сон чудный, коий вам и поведаю. Привиделось мне, яко из чрева дщери моей средней, Умилы, произросло древо велико и плодовито, и покрыло оно весь град Великий, и от плодов же его насыщахуся люди всея земли. Растолкуйте мне сей сон дивный, волхвы многомудрыя, о чём он вещует, о добром ли, о злом?

Волхвы переглянулись меж собою, пошептались, после старый Богумил степенно изрёк:

— Вещий твой сон, княже, самими богами посланный. А означает он, что коли власть княжеская перейдёт к старшему отпрыску дочери твоей Умилы, то плодотворным да угодным земле Словенской будет то княжение. А коли так, то возблагодарим богов наших пресветлых и велемудрых, души предков наших достойных, в Сварге пречистой пребывающих, и нам, живущим, советом добрым помогающих, — веско закончил волхв.

— Верно, Рарог происходит из варягов-руси, одной с нами крови и одной веры! — поддержал волхв Древослав.

— А я супротив призвания варягов, — неожиданно подал голос молчавший до сих пор волхв Хорыга, хмуря свои и без того густые брови. — Сии бодричи, полабы, лютичи, руяне и прочие народы, что живут ныне на полуденном берегу Варяжского моря, суть венды, потому у них хоть и наша вера, но искажённая. Храмы они возводят роскошные, и богов облекают золотом, из-за того окрестные народы из зависти ведут с ними бесконечные войны. И с нурманами да франками они союзы брачные заключают. И княжение по наследству передают, а истинное правление на Руси издавна вершилось вечем, и ничем иным!