Роберт де Ропп: Если я забуду тебя…

Позади Святого Места находилось второе помещение, отделенное завесой, сходной с первой, но еще более красивой по цвету и текстуре. За завесой находилось самое священное помещение Храма — недоступная, неприкосновенная Святая Святых. Это помещение было столь священным, что даже священники не могли проникать за завесу. Все евреи были убеждены, что любой — священник или простой человек — кто дерзнет переступить Святая Святых немедленно умрет, пораженный гневом Божьим. Лишь раз в год в Судный день может первосвященник после долгих и тщательных приготовлений в одиночку войти в Святая Святых и остаться в живых после встречи с божественным присутствием. Он совершает это, одетый в священное облачение, столь святое для евреев, что они используют его при клятвах, клянясь «облачением первосвященника». Поверх льняного хитона и коротких штанов он носит голубую мантию, длиной до пят, с кисточек которой свисали попеременно колокольчики и гранаты, сделанные из золота, колокольчики, символизирующие гром, а гранаты — молнии. Поверх пояса первосвященник носил нарамник, сплетенный из пяти скрученных нитей пяти цветов — золотого, лилового, алого, белого и голубого. На груди первосвященник носил эфод, сотканный из сплетения нитей тех же цветов и скрепленный двумя золотыми брошами с камнями ониксами с вырезанными на них именами двенадцати колен. На груди первосвященника располагались четыре ряда драгоценностей, по три камня в ряд: рубин, топаз, изумруд, бирюза, сапфир, алмаз, опал, агат, аметист, хризолит, оникс и яшма. На голове он носил тюрбан, сотканный из синих нитей, который был окружен золотым венцом с вырезанными на нем четырьмя священными буквами имени Бога.

Лишь очистившись и облачившись в этот священный наряд, мог первосвященник в священный День Искупления без страха смерти войти в Святая Святых.

И здесь я бы хотел сказать, что история о Святая Святых, в том смысле, что там находится золотая ослиная голова, ни что иное, как ложь, выдуманная египтянином Аппионом. Я утверждаю, так как сам стоял в Святая Святых, что там нет никакого образа, но есть лишь абсолютная пустота. И в этом я часто порицаю тех греков, которые смеются над религией евреев и издеваются над ними за то, что они выстроили такой грандиозный Храм вокруг комнаты, в которой ничего нет. Я много путешествовал и видел много великолепных храмов, и те, что выстроены в Афинах, и те, что в Риме, а так же мощные строения Египта и Александрии. Во всех них находятся те или иные изображения одни в виде мужчин и женщин, другие — например в Египте — с головами или телами зверей. И хотя многие изображения были благородны и красивы, особенно статуи в Афинах, созданные Фидием, они возбуждали во мне не слишком много почтения. Слабость всех этих греческих богов в том, что они слишком напоминают людей, они страждут, вожделеют, смеются и плачут совсем как люди, да и по сути они созданы людьми по своему образцу. И по этой причине я утверждаю, что евреи мудрее греков. Пустое пространство Святая Святых гораздо ближе подходит к пониманию бога, чем любое изображение. И потому своего единого «вечного бога» они представляют в качестве духа вне времени и пространства, вне пределов человеческого разумения. Это действительно благородное представление о Боге, по сравнению с которым множество богов греков и египтян кажутся простыми куклами, выдуманными для забавы детей. Поэтому я верю, что многие люди обратятся к богу евреев и оставят своих старых богов, потому что в мире наблюдается духовный голод. Старые боги умирают, потому что больше не могут удовлетворять нужды людей.

Но довольно отступлений! Мы поднимались, Британник и я, по крутому склону у подножия крепости Антония, проезжали вдоль портиков Храма. Здесь, среди спешащих толп евреев, съехавшихся со со всех земель, мы заметили группу людей, собравшихся во дворе неевреев и наблюдавших за проделками мужчины, который нес огромную корзину и кричал, словно нищий, выпрашивающий подаяния.

— Окажите поддержку Гессию Флору! — кричал он. — Кто подаст бедному правителю? Монетку, одну монетку для нашего нищего правителя!

Толпа разразилась насмешками и сердитыми издевками, и в корзину полетело несколько мелких монет, кто-то бросил гнилые фрукты, кто-то пожертвовал старый башмак, а один, выйдя на улицу, подобрал сухой овечий помет, который и предложил в качестве пожертвования. Что касается меня, то я был встревожен увиденным, и крикнул Британнику, чтоб он поберег лошадей, а потом приказал идти за мной во двор неевреев. Все мы римляне в Иудее жили в страхе перед возможным восстанием и ждали, что в один прекрасный день евреи перережут нам горло. И я, хоть и был юн, знал настроение народа, ведь я родился и вырос в Иудеи и говорил по арамейски и на иврите с той же легкостью как по латыни и по гречески. И правда, если бы я сбросил одеяние римлянина и надел вместо него одежду еврея, я мог бы свободно ходить среди них, ведь я не только знал их язык, но благодаря общению с рабби Малкиелем знал Тору [3] В узком смысле — Пятикнижие Моисея, в более широком — сам Закон ( прим. переводчика ). и Священное писание. Даже мои черты больше напоминали еврея, чем римлянина. Кроме того я испытывал к ним естественную симпатию, знал их историю и многочисленные страдания: как когда-то они были рабами в Египте, а потом были уведены в плен вавилонянами, как они восстановили Храм и свой священный город, а потом из-за глупости, слабости и взаимных раздоров принесли в жертву свою свободу и обратились к римлянину Помпею, чтобы он разрешил их раздоры, и как постепенно Рим проглотил всю страну и довел народ до положение мало чем отличающееся от рабского. И потому я сочувствовал евреям, как народу, который когда-то был славен и свободен, а теперь стонал под ярмом чужеземной тирании.